Почувствовав волну тошнотворной слабости - сказывалась ещё и вчерашняя пельменная - он налил и себе, и лесничему.
- А сейчас-то чего боишься? - спросил Логинов, запив водку водой из чайника. Лесничий опять занюхал хлебом.
- Да всего - безнадёжно ответил тот. - И ваших, и ниндзей, и сам не знаю кого...
- Ниндзи-то умерли все.
- Дед с сынком да, и то я на сто процентов не уверен - они черти, могут и из ада вернуться. Так ещё же и дитё было с матерью.
- Мёртвое же дитя родилось.
- Хрен вам! - неожиданно взъярился лесничий. - Ага, сказали они, что мёртвое. Только брехня это всё!
- Откуда знаешь?
- Слышал пару раз детский плач у них - откуда-то снизу. Дом-то знаешь какой был - весь в тайниках да ловушках, без хозяина или провалишься в яму с кольями, или на башку булыга упадёт, или что похуже, уж не знаю. Потому альфовцы и не штурмовали, а огнемётами пожгли. Иначе бы у них потерь ещё больше было.
- Почему не доложил о плаче Чижику?
Лесник потупился и несколько секунд тяжело молчал. Потом закурил и ответил:
- Боялся я. Деда этого боялся, как смерти. Глаза у него были... дьявольские. А чего удивляться - чёрт он и есть чёрт. Он мне так и сказал как-то, тихонько да вежливо, как у него всегда, с поклонами: "Вилен-сан, я знаю, что вас ко мне приставил Чижик-сама. Это для меня великая честь, но я вас очень прошу - много раз подумайте, прежде чем что-то ему докладывать". А сам зенками своими узкими на меня - зырк.
Судя по всему, слова японца навечно впечатались в память Вилена Александровича. Лицо его ещё больше побледнело, а глаза сделались совсем мёртвыми.
- Вот и не сказал я про дитё, мало ли что. Свернул бы мне дед шею, как цыплёнку...
- А что ты ещё Чижику не докладывал? - спросил Логинов, дозированно добавив в свой тон холодной стали.
- Дай водки ещё, - вместо ответа попросил лесничий.
Илья Данилович посмотрел на него с сомнением, но плеснул в стакан немного. Тот выпил, как лекарство, на сей раз даже не занюхав.
- Схрон у них был, - произнёс он, и Логинов внутренне сделал стойку. - Не знаю, что там лежит, но видел, как дед с сыном там ошивались перед отъездами.
- Каким отъездом?
- Да хрен их знает, всё время отлучались куда-то, то на пару дней, а то и на месяц. Мне вопросов велено было не задавать. Но каждый раз, перед тем, как исчезнуть, ходили на одну полянку в тайге.
- Ты видел, что они там что-то брали?
- Щас. Дураков нет высматривать. Я и сейчас туда близко не подойду. Незачем с дьявольским добром возиться.
- На карте покажешь?
Вилен Александрович несколько минут глядел на Илью Даниловича безумным взглядом, потом, кряхтя, поднялся и принялся шуровать в жутком хаосе, громоздящемся на столе. Разыскав там рулон скрученных потёртых карт, развернул его, долго перебирал, выбрал одну и ткнул в точку среди обширного зелёно-жёлтого поля, испещрённого змеистыми линиями речушек и ручейков.
- Вот тут.
Логинов тщательно пометил место, сложил карту и сунул в карман пиджака.
- Ладно тогда, Вилен Александрович, - сказал он поднимаясь, - бывай. Добивай свою бутылку и давай-ка выходи из запоя. Хватит прятаться. Думаю, никому ты больше не нужен.
Позже Илья Данилович очень раскаивался в этих словах.
За последний год приходить домой в поддатии стало привычным. Точнее, началось это с того дня, как жена уехала в Москву. Они не разошлись, нет - по крайней мере, он сам так себе говорил. Просто ей наскучил серый сибирский город, до смерти надоела величественная и мрачная природа, хотелось вернуться в Москву, к хорошим магазинам, Большому театру и концертам во Дворце съездов. Они же оба были потомственными москвичами и жили в столице до одного нехорошего дела, по итогам которого ему настоятельно порекомендовали перевестись в Сибирь и прослужить там хотя бы лет пять. Осталось ещё два года почётной ссылки, да и не очень-то он рвался в столицу - ему нравился Красноярск. Вдобавок он подозревал, что, не будь человек здесь нужен Артели, то поганое дело завершилось бы в его пользу. Но майор не имел за это зуб на артельных - игра есть игра. Если бы не Инесса...
Но тоска по жене неплохо лечилась ежевечерней выпивкой и редкими любовными похождениями, когда попадалась дама, с которой не надо было долго возиться. А работал он охотно - и на Контору, и на Артель. Однако дело Призрака пахло керосином, о чём еврейский тухес майора неоднократно сигнализировал его чекисткой чуйке.