— Меня просили передать вот это, — сказал мне невзрачный, протягивая мне коробочку с хризантемой. — Это от Усуи-дайсё.
— Спасибо, — кивнул я, пряча коробочку в нагрудный карман гимнастёрки.
— Дайсё просил передать, что это подделка, — добавил невзрачный, — и не самая качественная.
— Я знаю, — подтвердил я. — Настоящий орден остался у матери, а этот мне передали незадолго до побега.
— Разумно, — согласился невзрачный. — Теперь перейдём, собственно, к делу. Я — офицер контрразведки империи, которому поручено расследовать вашу историю и следить за вами. Наша встреча регламентирована и даже обязательна для нас обоих. Более того, вы с этого дня будете являться по этому адресу, — он протянул мне официальную бумагу, заполненную на двух языках, русском и японском, — и отмечаться ровно раз в неделю. Таким образом, вы с одной стороны будете под гласным надзором, как каждый подозрительный иностранец, с другой же — это обеспечит нам нормальную связь.
— Каким образом вы вышли на меня? — спросил я, хотя вопрос был почти риторическим.
— Вы думаете, в контрразведке один только я сторонник нашего дела. — Невзрачный произнёс «наше дело» с этаким придыханием, убедившим меня в том, что он действительно сторонник этого самого нашего дела. — К слову, моему начальству стоило больших усилий замять скандал с вашей дракой с токко — в полиции умов наших сторонников куда меньше, чем хотелось бы.
— Хотелось бы узнать ваше имя, — поинтересовался я. — А то ведь мне надо будет отмечаться у вас.
— Тайи Хатияма, — представился невзрачный контрразведчик.
— А куда вы меня сейчас везёте? — задал я наиболее интересующий меня в данный момент вопрос.
— В одно не самое приятное место, — усмехнулся Хатияма. — Не в контрразведку, туда вы явитесь завтра, а сейчас мы едем в старый храм за пределами города. Там нашли приют наши странные союзники, от которых лично у меня мурашки по коже.
При этих словах на несколько мгновений через маску полного безразличия проявились человеческие черты, которые Хатияма так старался скрыть. Мне заранее стало не по себе, от одного только ожидания встречи с этими странными союзниками.
Мы выехали из Токио, а, может быть, это был какой-то из совсем бедных кварталов столицы. Спустя четверть часа оставили машину на попечение офицера токко и направились к полуразрушенной пагоде с дырами в красивой крыше и несколькими упавшими колоннами. Мы спустились по отчаянно скрипящей лестнице в подвал. По дороге горели лампы с отчего-то синим, вроде газового пламенем. Под храмом оказалось просторное, совершенно пустое, помещение, в котором расположились прямо на полу три престранных человека. Седовласый, но не старый мужчина в серо-синем кимоно, с двумя мечами — длинным и коротким — за поясом. Красивая женщина с высокой, сложной причёской, также одетая в кимоно, только как-то весьма двусмысленно распахнутое на груди. И мальчишка с чёлкой, падающей на глаза, этот в длинном плаще с высоким воротником.
— Кого ты привёл нам, Хатияма-кун? — спросила женщина, как-то неприятно растягивая гласные.
— Это наш союзник из Советской России, — ответил тот, обращаясь к седоволосому самураю.
— Ты раскрыл наше укрытие перед непроверенным человеком, — рассмеялся мальчишка, — а ты знаешь, что за это бывает, Хатияма?
Из темноты за спиной контрразведчика выросла громадная — метра три, не меньше — фигура. Она ухватила Хатияму мускулистой рукой за горло и подняла в воздух. Контрразведчик захрипел, задёргал ногами, схватился за могучий кулак обеими руками.
— Мальчик, — обратился я к юноше в плаще с высоким воротником, — прекрати этот балаган. Убери своего гиганта.
— А чего ты взял, что он — мой? — рассмеялся тот, в голосе его зазвучали нотки безумия.
— Чей же ещё? — пожал плечами я, старательно изображая равнодушие, надеюсь, получалось не слишком наигранно. — Только дитя может быть склонно к настолько глупым эффектам.
— Я могу размазать тебя и без помощи моего друга! — закричал мальчишка, движением головы сбрасывая с глаз чёлку. На меня уставились его жуткие, круглые, как у совы глаза.
И тут засмеялась женщина, засмеялась в высшей степени неприятно.
— Ну что, Миура-тян, — протянула она, по-прежнему растягивая гласные, как будто к колыбельную пела, — не работает твоя магия на гайдзинов.
— Просто я не верю ни в какие эти новомодные штуки, — отмахнулся я, стараясь не смотреть на гиганта, сжимающего стальными пальцами горло Хатиямы.
— Неверие — хороший щит, — растянул губы в совершенно безумной улыбке мальчик по имени Миура, — но я могу сломать и его.
Как будто невидимый кулак врезался мне под дых, я задохнулся, переломившись пополам, задохнувшись от тупой боли. Я упал на колени, ловя ртом воздух, опёрся кулаком об пол.
Теперь рассмеялся седовласый самурай. Он хохотал, от души веселясь, держась за рукоятки мечей, иногда прихлопывая ладонью по бедру.
— Хватит, Миура, — бросил он мальчишке, — правильно этот гайдзин сказал, довольно этого балагана. Прикажи отпустить Хатияму, он сюда по делу пришёл. А вы, человек из Советской России, представьтесь, пожалуйста.
— Пантелеймон Руднев, — сказал я, перед этим седым, но не старым ещё самураем так и хотелось вытянуться во фрунт, примерно также я чувствовал себя в присутствии Михаила Николаевича.
— Можете звать меня Юримару, — сказал мне самурай. — Эта женщина в непристойно распахнутом кимоно — Кагэро. С мальчишкой вы уже успели познакомиться.
Гигант по взгляду мальчика отпустил Хатияму, который рухнул на пол и жутко закашлялся, держась за помятое горло.
— Теперь я понимаю, отчего у Хатиямы от вас мурашки по коже, — сказал я, садясь напротив них по-турецки, что было несколько неудобно в сапогах. Я всё ещё старался не смотреть на контрразведчика, корчащегося на полу. Помогать ему на глазах у этих жутких субъектов было равнозначно признанию в слабости. А слабых они привыкли поедать, это я понял с первого взгляда. — Вот только пока я не очень понял, кто вы такие и каким образом можете помочь нашему делу?
— Мы представляем в этом деле духовную сторону, — ответил мне седоволосый Юримару. — Вы у себя позабыли о невидимом, тонком мире, даже на наших островах почти не осталось тех, кто знает о нём. Это весьма прискорбно, хоть и на руку нам в данных обстоятельствах. Даже императорские омьёдзи давно превратились в мелких чиновников, ничего не решающих при дворе. Во времена сёгуната им ещё хоть как-то доверяли, но после Бакумацу новый император Мейдзи взял курс на модернизацию и европеизацию страны, новой знати и нуворишам при его дворе они стали крайне неудобны, и их быстро устранили. Теперь достают только по праздникам, как некий символ единения с традициями, связь с прошлым и всё в том же духе.
— В вашем голосе, Юримару-сан, — позволил себе усмехнуться я, — слышно раздражение. Зачем вы мне всё это рассказываете? Лекция, конечно, весьма поучительная, но цели её мне не слишком понятны.
— Уел тебя гайдзин, — пропела женщина по имени Кагэро.
— Молчи, — сказал, как отрезал Юримару. — Я просто поведал вам историю духовного мира и его прискорбного забвения. Вы ничего не поняли, но это вполне объяснимо. Вы ведь просто не верите в тонкий мир, даже после того, как вас приложил Миура. Ну да, оставим эту тему. Вы ещё сможете убедиться в могуществе духовного мира. В общем-то, прямо сейчас и убедитесь.
Он легко поднялся на ноги и сделал приглашающий жест. Я не смог встать с той же лёгкостью, что и Юримару, у меня это заняло некоторое время. Ноги успели немного затечь, по ним словно сотни муравьёв побежали, и каждый из них так и норовил впиться своими жвалами в мясо. Я подпрыгнул пару раз, разгоняя кровь. Женщина в полураспахнутом кимоно поднялась одним изящным, как будто текучим движением, при этом кимоно почти сползло с её плеч, и если бы она не придержала его, вовсе свалилось бы. Мальчишка вскочил порывисто, как все дети или безумцы. Он махнул рукой, и из тьмы снова выступил гигант, перешагнул через корчащегося на полу Хатияму и подставил своему хозяину плечо. Миура забрался на него и тронул гиганта за шею, тот последовал за нами, в несколько шагов обогнал и пошёл вровень с Юримару.