— Премного благодарен, Хатияма-сан, — кивнул я. — Думаю, мне бы совершенно не понравились результаты более близкого знакомства с теми персонами, кто заинтересовался мной.
— Вами, Руднев-сан, — отчего-то усмехнулся Хатияма, — особенно заинтересовался Садао-тайсё. Он хоть и не контрразведчик, но личность довольно влиятельная, кажется, он считает вас, Руднев-сан, каким-то русским борцом с советским режимом. Садао-тайсё весьма настаивал на личной встрече с вами.
— Надеюсь, его разубедили, — сказал я.
— Не думаю, что до конца, — ответил Хатияма, — так что вполне можете ждать его с неофициальным визитом.
— Спасибо, что предупредили, Хатияма-сан, — поблагодарил его я. — Хотелось бы ещё знать, куда мы едем?
— Вас срочно захотел видеть Юримару, — сказал Хатияма. — Как всегда напустил дыму, сказал, что у него для вас, Руднев-сан, есть некий сюрприз от вашего командира, Тухачевского-гэнсуй [31], но толком ничего не сказал. Впрочем, это его обыкновенная манера, все уже привыкли к ней. Зря, кстати, интересничает, — с большой долей ехидства добавил он, — груз с дирижабля «Киров», что прибыл вчера, доставляли ему в храм под охраной не простых солдат.
И тут я понял, что ему страшно. Хатияма отчаянно трусил. Ему совершенно не хотелось ехать в пригород, к разрушенному храму, к жуткому седовласому самураю, женщине в вечно спадающем кимоно и сумасшедшему мальчишке. У меня тоже не было особого желания ехать туда, но куда денешься, если везёт тебя такой вот чёрный авто, не прыгать же на ходу, в конце концов. Да и не вызывала у меня дрожи в поджилках эта странная троица. Я умом понимал, что они опасны, что малейшая промашка грозит мне смертью, но сердце, меж тем, оставалось холодным, можно сказать, ледяным. Давно оно у меня замёрзло, кажется, на Кронштадском льду, когда мы опробовали первые крыльевые модули, французские, ещё без моторов и винтов, на них БМА могли только планировать, лавируя под резкими порывами мартовского ветра. Тогда нам впервые пришлось убивать своих, революционных матросов, кто Зимний штурмовал и Моонзунд оборонял. Да, именно тогда, в ледяном марте двадцать первого года. Хотя, может быть, оно замёрзло и раньше, когда отказавшийся уезжать с матерью и братьями за границу пятнадцатилетний мальчишка, записался в красные кавалеристы и отправился воевать в Польшу, а уж там чего только не было. Лучше и не вспоминать. После всего этого, мне полубезумная троица, не смотря на все их фокусы, не так и страшна.
С таким мыслями я вышел из автомобиля. Хатияма на сей раз предпочёл остаться внутри, сказав мне, что дорогу до храма я и без него найду. Я только плечами пожал, действительно, найду, не ночь, в конце концов, да и идти всего ничего. При свете утреннего солнца разрушенный храм выглядел не столь уж зловеще, скорее просто запущенно. Я спустился на первый этаж, где в тёмной, не смотря на дырявую крышу храма, зале сидели трое моих знакомых. А где-то в углу, скорее всего, стоял истуканом гигант, на котором разъезжал Миура.
— Ты не заставил себя ждать, Руднев-сан, — вместо приветствия сказал Юримару, поднимаясь.
Мне очень хотелось ответить что-то вроде «я тоже рад тебя видеть» или ещё какую глупость, но сдержался и произнёс:
— Мне очень интересно узнать, что ты мне приготовил, Юримару-сан, потому так торопился.
Кагэро рассмеялась, даже остроты отпускать не стала.
— Идёмте, Руднев-сан, — махнул мне рукой Юримару. — Посылку от вашего гэнсуя доставили прямо сюда, хотя это и весьма опасно. Благодаря внушительному эскорту из контрразведчиков, его могли проследить едва ли не досюда.
— Так что это за посылка, Юримару-сан? — спросил я, шагая за Юримару по длинным пандусам.
Седовласый самурай только головой покачал, ничего не ответив. Так, в темноте и при звуке шагов, шагали мы по гулким пандусам. Прошли основательно опустевшую мертвецкую, где на многих столах не было уже тел. На самом нижнем этаже не было ни одного стола, зато стояло несколько десятков «Биг папасов», скорее всего, внутри них скрывались мертвецы с верхнего этажа. А над ними возвышался новенький «Коммунист», даже со звёздочками на плечах и голове. Разработанный талантливым инженером Кировского завода Евгением Урбанским, он был, наверное, лучшим советским БМА. Их только начинали внедрять в армии, где-то полгода тому назад. Я к тому времени уже числился неблагонадёжным и за рычаги нового БМА меня, конечно, не пустили. Да уж, это воистину маршальский подарок!
— Его доставили вместе с новой партией покойников, — пояснил Юримару. — Основательные у вас идут чистки в армии, скажу я тебе, Руднев-сан. Три десятка человек только сегодня, а были ещё две партии не меньше.
Я только пожал плечами. Что можно сказать на такие слова? Ведь именно против этого и борется сейчас Михаил Николаевич, готовя заговор против усатого Хозяина и его присных.
— Можешь опробовать этот мех здесь, — предложил мне Юримару и с усмешкой добавил: — Оружие его не заряжено.
Я кивнул ему и направился к БМА. Я забрался в люк и задраил его за собой. Рычаги ничем не отличались от более старых моделей, зато ход у них куда плавней прежнего, никаких тебе рывков и скрипа шестерёнок. Я повернул корпус, сдала пару шагов, поработал руками, проверил прицельную систему. Тоже улучшенная. Три красных точки лучевого целееуказателя. При желании их можно совместить, ведя огонь по одной цели, однако более опытные пилоты, вроде меня (говорю без ложной скоромности), предпочитали всё же бить по разным частям вражеских БМА. Освоившись с управлением, я откинул крышку памятки вооружения данного БМА. Такая была на каждом аппарате для удобства пилота, ведь и модель «Коммунист» достаточно новая, и вариативность вооружения у неё довольно велика. Эта модель была вооружена двумя пулемётами Дегтярёва на плечах, но это оружие последнего шага, когда противник подошёл в упор и единственный шанс на спасение это выпустить две длинные очереди, во все сорок семь патронов из его дисков. Основное же оружие было установлено, конечно, на руках. На левой — спаренные пулемёты ДШК [32], судя по разбухшему коробу, у них лента куда больше обычных пятидесяти патронов. Тяжёлые пули калибра 12,7 легко прошьют броню «Большевика», какими была вооружена РККА до недавнего времени. На правой же, так сказать, главный калибр «Коммуниста» — авиапушка ШВАК [33], я только читал о таких в инструкциях с грифом «ДСП» и «Совершенно секретно». Двадцатимиллиметровая авиапушка, испытания которой проводил один из лучших пилотов-испытателей лёгких БМА Валерий Чкалов. Мощный калибр позволял пробить броню практически любого БМА, скорее всего, даже самых тяжёлых немецких кампфпанцеров. Не смотря на то, что снарядов в коробе к было немного, всего полсотни, однако едва ли не каждый выстрел может нести гибель лёгкому БМА и серьёзные повреждения тяжёлым.
— Да, — произнёс я в микрофон громкой связи и голос мой гулким эхом отразился от невидимых стен ангара, — на таком БМА можно хорошо повоевать.
Я оторвался от рычагов и выбрался из недр «Коммуниста».
— Да уж, — с усмешкой произнесла Кагэро, — мальчика от мужа отличает лишь размер его игрушек.
Наверное, у меня был настолько довольный вид, что я, и правда, стал похож на мальчишку, обнаружившего под ёлкой на Рождество игрушечную саблю и никак не могущего намахаться ею вдоволь.
— С ним я мог бы уничтожить всех ваших «Биг папасов», — сказал я Юримару, спрыгивая с БМА. — Они со своими бурами ко мне на сто метров не подобрались бы, а «Льюисы» мне нипочём.
— Нам поставили из США новую партию мехов, — заметил тот, — тоже устаревших, но броня на них куда крепче и вооружены они не «Льюисами», а «Браунингами».
— Всё равно, «Коммунисту» их пули, что слону дробина, — отмахнулся я. — Скажите, Юримару-сан, вы только за этим меня вызывали в такую рань?
— Дети встают на Рождество до света, — усмехнулся седовласый самурай, — чтобы поглядеть на подарки. Но ты прав, Руднев-сан, не только из-за меха я вызвал тебя сюда. Миура-кун, — Юримару кивнул на едущего верхом на своём гиганте мальчишку, — прочёл мысли Хатиямы-кун.
31
Гэнсуй (япон.) — маршал. Согласно «Установлению о маршалах» 20 января 1898 года, получившие его офицеры сохраняли воинское звание генерала или адмирала, но получали право носить маршальскую эмблему (листья павлонии на фоне знамени армии и флота) и самурайский меч во время участия в церемониях.
33
ШВАК — Шпитальный-Владимиров Авиационный Крупнокалиберный. Небольшая историческая неточность, сознательно допущенная мной, данная двадцатимиллиметровая авиапушка была запущена в серию только 1936 году.