ЛЕОНИД. Баранку гну. Сядь!
ВЕРА. А правильно — не надо писать. У тебя же коньяк разбавленный. Разбавляет прям из канализации. Я сама видела. Трубку вон туда к сливу и в коньяк. Калом разбавляет. Хорошо, что главный не знает, а то бы сразу за шкирку. А наш енот-полоскун всё зарабатывает, копит, потом помрёт — деньги ему под изголовье в подушку засунем. Так, нет? Енот-полоскун. Мой, мой.
МОЛЧАНИЕ.
Открыла рот, сидит, смотрит в потолок.
Посижу так, мне надо проверить — стану пьяная или нет. Я уже выпила сегодня. Капусткой коньячок закусываю. Мне деньги копить не надо. Мне можно рюмочку иногда. Я с ярмарки.
МОЛЧАНИЕ.
Через два года вся Европа уйдёт под воду. Надо все доллары, валюту сдать, чтоб ничего не было в кармане, так мне сказали. Нет, по телевизору сказал знаменитый экстрасенс, по звездам вычислил, врать не станет, опасно, клиентура откажется от него, верняк сказал. Слышишь ты, копильщик? Сдай свои доллары сраные. По телевизору, не где-то тебе там. Врать по телевизору не будут. Если есть доллары — сдай их. И другую валюту. Есть, я знаю. Жадный, собака, до невозможности. Копи, копи.
МОЛЧАНИЕ.
ЛЕОНИД. Я не слушаю.
ВЕРА. Не слушай, не слушай. Я знаю ваши делишки с главным. Ты ему хочешь квартиру продать, чтоб он двухэтажный театр сделал. А сам уехать. От меня смыться. Так?
ЛЕОНИД. И продам. И уеду. Смоюсь.
ВЕРА. Ну, продай. Только я после того, как ты продашь квартиру, куплю на рынке лимонку, гранату, чеку рвану, и кину в дверь вашего театра двухэтажного, а дверь закрою и уйду, а вы играйте, играйте дальше, понял?!
ЛЕОНИД. Кидай.
ВЕРА. И кину. Ещё он мне будет рассказывать, что я залила театр. Ну вот же, ясно видно, вот тут, над гардеробом — твоя квартира, вот тут у тебя диван стоит, тут телевизор, тут ванная, кухня. Тараканы лезут — твоя квартира. Смотри, смотри, аж шевелится всё вокруг. У меня тараканов нету. Я покупаю отраву, я не экономлю, как некоторые на отраве тараканьей. Я «дэ» — долларов не собираю. А там, над буфетом — моя. Сто раз повторяла. У тебя болезнь. Ты не ориентируешься в пространстве. (Пауза.) Я говорю: это не моя протечка, твоя, тут, надо мной — твоя квартира! Позови главного, я пойду в квартиру в свою и стукну ногой и будет видно, что моя квартира — тут. Позови!
ЛЕОНИД. Я вот стукну.
ВЕРА. Хорошо, ты иди в свою и стукни. А потом я в твою и буду стучать. Иди стукни! Дай, я пойду стукну! Пошли вместе стукнем! Пошла стучать!
ЛЕОНИД. Нечего тебе в моей квартире делать.
ВЕРА. Иди, зови его, я пойду стукну, ну?!
ЛЕОНИД. Да заткнись ты, тихо, там спектакль идёт!
ВЕРА. Мне надо выяснить, кто протечку сделал, вопрос жизни и смерти! Пошли стукнем! Иди стукни! Пойду стукну! Здесь жизнь, а там — вранье! Тут важнее! Зови его, я пойду стучать! Я хочу правды добиться, самое главное в жизни — правда! Иди стукни!
МОЛЧАНИЕ.
Леонид моет стаканы, спиной к Вере.
Ясно. Значит — твоя протечка.
ЛЕОНИД. Моя, моя.
ВЕРА. Признался хоть.
МОЛЧАНИЕ.
У нас ведь как: если мужик метр девяносто ростом, да он чуть покрасивше обезьяны, то для него все бабы — пыль.
ЛЕОНИД. Ну?
ВЕРА. Нет, я так. К информации.
МОЛЧАНИЕ.
Ещё он будет мне говорить, что это моя квартира. Вон — твоя, а моя — тут. (Тычет пальцем в потолок.) Холодно как. Надо шубу. Не могу сидеть. Холодно! Холодно, говорю!
МОЛЧАНИЕ.
Я же только накину, не надену. (Пауза, Леонид моет стаканы.) Прям мне уже и накинуть нельзя. Ну, если мне холодно, а я без пальта пришла. Я же не могу на тебя гардероб оставить, за пальтом сходить, не могу, а вдруг что пропадёт. Я материально ответственное лицо. Стащишь что-нибудь, а потом на меня свалишь. А что — всё может быть. Никому сегодня доверять нельзя.
ЛЕОНИД. Жуёт, жуёт жвачку, жуёт! Что тебе надо?!
ВЕРА. Шоколада. Не жвачку, а капусту. (Накинула шубу на себя, вертится у зеркала. Смеётся.) Это ж надо же, в такой шубе пришла, в подвал! Эта рыжая, высокая. Которой ты улыбался. Мне сунула, главное, мелочовку какую-то. Это прям «у» для меня — унижение. Она со швейцарами в гостинице привыкла, чтоб в номера пустили, расплачиваться, вот и меня за швейцара приняла, дала денег, мол, пустите в театр, в номера, то есть. Это там, в гостиницах ей — вошла, заплатила и все пятнадцать этажей обслуживай, что называется. Хорошо ей. А в перерыве, на отдыхе, пришла на великую любовь смотреть. Деньги суёт. Сюсюкала тут стояла, про искусство говорила, бебешка. Крыса. Это её шуба. Сразу видно — путанка на отдыхе. С букетом вензаболеваний. Разрядилась, пришла, в подвал припёрлась, искусством вздохнуть. Чувырла. Чучундра. Прям достойно кисти Айвазовича: зубы вставные, волосы накладные, глаза пластмассовые, ногти вживленные — ничего своего. (Пауза.) А я видела, как она жвачку изо рта достала и вот сюда, к буфету приклеила. Видишь? Потом в антракте выйдет, жвачку достанет и в рот. Сейчас оторву её, по полу повозякаю — пусть потом жуёт. Твоя подружка. (Пауза.) А я вот жвачку всегда вот сюда, на руку, под кофту приклеиваю. Жвачку сохраняю. А они, валютные, видишь как. Боится платье испортить. А я не боюсь. (Пауза.) А улыбалась как тебе, улыбалась. А сама в это время жвачку взяла и приконапатила к стойке, потом отковыряет…
ЛЕОНИД. Сядь!
ВЕРА. Не сяду! Я уже сто юбок испортила. Мою любимую юбку испортила! Называлась: «Все за мной»! Нету юбки, конец! Они везде жвачку клеют! А я как сяду, так в жвачку!
ЛЕОНИД. Сядь! Капусту, жвачку! Сними шубу!
ВЕРА. А влажную уборку вам не сделать? Ишь! Голос не повышай! Валютным улыбаешься, а нам, из хрущевок которые, хамишь! Перестроился?!
МОЛЧАНИЕ.
ЛЕОНИД. Вот придёт главный — я расскажу. Я больше этого терпеть не буду! Ты мне вот где! (Моет с остервенением стаканы.)
ВЕРА. А ты мне вот где. (Надела шубу, сапоги, достала веер из витрины, чайку на стойку гардероба поставила. Обмахивается веером, улыбается. Леонид моет стаканы, не смотрит.) Была такая птичка, а они её обкарнали, бедную. Летала над морями, океанами, а теперь сидит в вонючем подвале в хрущёвке. Не могла и предположить, бедная, что так жизнь закончит. «Я — чайка. Нет, не то. Я — чайка. Помните, вы подстрелили чайку? Случайно пришел человек, увидел её и от нечего делать погубил. Сюжет для небольшого рассказа.» Чайка-говняйка. (Пауза.) Главный. Тоже мне — главный. Главнюк, я бы даже сказала. Аферист. Он на деньги мафии этот театр сделал, я знаю. А вот на западе есть такая профессия в театрах, я слышала по телевизору. Такой помощник режиссёра. Который заводит. Поднатчик, так сказать. Режиссёр говорит артисту: «Иди направо», а этот поднатчик сидит рядом и кричит в ухо режиссёру, чтоб его возбуждать, возбуждать сильно, кричит в ухо: «Ой, как гениально, что направо, ой, как гениально, блистательно, шедеврально, стон со свистом, изумительно!» Режиссёр говорит: «Иди налево!», а поднатчик…
ЛЕОНИД. Три года, три года… (Моет стаканы.)
ВЕРА… А поднатчик кричит: «Ой, как гениально, опупительно»! И вот что бы режиссёр ни пукнул — тот только и орёт: «Блеск, красота!» Вот такая профессия. И за это ему платят в валюте. Хотя, конечно, валюту надо сдавать, потому что вся Европа — по телевизору сказано — под воду, дно океана. Рыбы вокруг, корабли рассекают. Вот так. Но в валюте ему и только за то, что он хвалит. «Зэ» — заводит. А у нас вот таких профессий нет и потому такие постановки. По телевизору рассказывали, а по телевизору врать не станут.