Сюда, из-под темного свода,
Что под той пирамидной скалою
Воздвигла сама природа,
Выхожу и с приветной хвалою
Обращаюсь к странницам-тучам,
Что одни — собеседницы кручам.
Иду небеса созерцать я,
Голубое подножие бога.
О, если… (смею ль мечтать я)
Я бы мог раздвинуть немного
Тот полог, да вниду смиренно
Бога узреть. Нет, дерзновенный…
Ах, грешному в рай не внити…
Но меня вы, я знаю, боже,
С лучезарного трона зрите,
Где в предсеньи вашего ложа,
У входа в ваше жилище —
Ангел, солнца светлей и чище…
О боже, каким деяньем
Отплатить достойно могу я
Бессчетным благодеяньям
Вашим, боже?… И как заслужу я,
Да вами изъят буду, грешный,
Из преддверия тьмы кромешной?
И как, о владыко славы,
И в каком божественном гимне,
За путь, на который меня вы
Направили, как принести мне
Благодарность? Какими словами
Передам, как ущедрен я вами?
И птички в этих дубравах,
Что с чириканьем нежным ныряют
В густом камыше и травах,
Вас, о боже, со мной прославляют:
Если так земля величава,
Какова же небес ваших слава!
И здесь ручейки, что белеют,
Как полотна на луге зеленом,
Прохладой сладостной веют,
Ниспадая с чуть слышным звоном, —
И нежные, как поцелуи, —
Все о вас говорят их струи.
Лесные цветы, ароматом
Напоив ветерок перелетный,
Блестят на лугу несжатом
Красотою красок бессчетной,
Ковра берберийского ткани[29]
Разбросав по росистой поляне.
За пышность земли благодатной
И за радости дольнего света
Прославлен тысячекратно
Буди, буди создавший это!
Я здесь служить вам намерен,
Ибо мир вы во благо мне дали,
Заветам вашим я верен
И блюду я ваши скрижали, —
Просвещенной душе безобразны
И отвратны мирские соблазны.
Хочу, господь вседержитель,
Вас молить на коленях, смиренно,
Да сопутствует ваш хранитель
Всем путям моим неизменно.
Ибо знаете, боже: от века
Тлен и прах — бытие человека.
(Входит в один из гротов.)
Сцена 2
Педриско (тащит вязанку травы)
Выступаю, как осел,
Свежим сеном нагруженный.
Им богат соседний дол, —
Здесь живу как прокаженный.
Ну, и жизнь себе нашел!
Мой удел жевать траву.
Как ослу и как волу,
Как скотине подъяремной.
Небо — в бездне бед огромной
Мне в помощники зову.
Мать, родивши, не напрасно
Предрекла мне: «Будь святой,
О Педриско, свет мой ясный»
И (увы мне!) были с той
Тетка и свекровь согласны.
Ну, и вот… Ах, быть святым
Соглашусь, большое дело.
Только голод… — вечно с ним
Мне возиться надоело.
Бог, внемли мольбам моим,
Ты же бодрствуешь повсюду:
На меня свой взор направь,
Мне яви, молю я, чудо
И от голода избавь,
Или я святым… не буду.
Если б только, о сеньор,
Был твой вышний приговор,
Что никто б не смел нарушить:
«Вместе быть святым и кушать», —
Я бы прыгнул выше гор.
Здесь — уж скоро десять лет —
С этим Пауло живу я.
Он в одной, анахорет,
Мне пещеру дал другую.
Где ж ты, вольной жизни цвет?
Числим наши прегрешенья,
Щиплем чахлое сенцо.[30]
«Счастье мироотрешенья,
Брат, пред нами налицо».
Ну, не дурно утешенье!
Сяду здесь, у родника,
Под тенистым вязом старым…
К вам летит моя тоска,
Дней былых окорока:
Где вы, с розовым наваром?
Ах, когда-то мой приют
Город был — не эти скалы
(Вспомню — слезы так и льют).
Захочу лишь есть, бывало, —
Вы на помощь: тут как тут.
В треволненьях бытия
Вы, примерные друзья,
Помогали мне всечасно.
Что ж теперь так безучастно
Смотрите, как стражду я?
вернуться
29
вернуться
30