Голос Тиресия. Но, сударыня, вы знаете, как я отношусь к этой затее, и вообще, это не я придумал…
Голос Иокасты. Помолчите, Ресси. Как только вы открываете рот, получается глупость. Нашли время, чтобы читать мораль.
Голос Тиресия. Вам нужен другой провожатый. Я почти совсем слепой.
Голос Иокасты. Тоже мне прорицатель! Вы даже не знаете, где какая лестница! Кончится тем, что я сломаю ногу. И вы будете виноваты, Ресси. Вы, как всегда.
Тиресий. Мой телесный взор угас и дал раскрыться внутреннему взору, который служит цели более высокой, чем подсчет ступеней!
Иокаста. Надулся. Глаз его обидели. Ну, ну! Мы так вас любим, Ресси. Просто, эти лестницы доводят меня до безумия. Нам нужно было сюда прийти, Ресси, нужно!
Тиресий. Сударыня…
Иокаста. И не упрямьтесь. Я знала, что здесь будут эти проклятые ступеньки. Хорошо, я буду пятиться наверх, а вы меня поддержите. Не бойтесь. Я вас поведу. Но, если я буду смотреть на ступеньки, обязательно упаду. Возьмите меня за руки. И в путь! (Появляются.) Ну… ну… ну… четыре, пять, шесть, семь.
Иокаста выходит на площадку и идет влево. Тиресий наступает на конец ее шарфа. Царица вскрикивает.
Тиресий. Что с вами?
Иокаста. Ногу, Ресси! Вы наступили на мой шарф.
Тиресий. Простите…
Иокаста. Опять обиделся! Но ведь это не ты виноват… Это шарф! Я окружена вещами, которые меня ненавидят! Каждый день этот шарф меня душит. То он цепляется за ветки, то за ось колесницы, а теперь ты на него наступил. И это все нарочно. Я его боюсь, но не могу с ним расстаться. Ужасно! Ужасно! Этот шарф меня убьет.
Тиресий. Видите, в каком состоянии ваши нервы.
Иокаста. Ну вот, кому он нужен, твой третий глаз? Ты нашел Сфинкса? Ты нашел убийц Лайя? Народ успокоил? У моих дверей ставят охрану и оставляют наедине с вещами, которые меня ненавидят и хотят моей смерти!
Тиресий. Россказни, и из-за них…
Иокаста. А я все чувствую. Лучше чувствую, чем все вы вместе взятые! (Показывает на свой живот.) Этим чувствую! Все сделано, чтобы найти убийц Лайя?
Тиресий. Царица знает, что Сфинкс не позволяет вести поиски.
Иокаста. А я, я чихать хотела на все ваши цыплячьи внутренности… Я чувствую, вот этим… что Лай страдает и хочет пожаловаться. Я решила все сама выяснить и даже выслушать этого молодого стража; и я его вы-слу-ша-ю. Не забывайте, Тиресий, я ваша царица.
Тиресий. Ярочка моя, пойми несчастного слепого, который тебя обожает, который о тебе заботится и хочет, чтобы ты спала по ночам в своих покоях, а не бегала за тенью в грозу по городским валам.
Иокаста (загадочно). А я не сплю.
Тиресий. Не спите?
Иокаста. Нет, Ресси, я не сплю. Сфинкс, убийство Лайя, измотали мои нервы. Ты правильно сделал, что заговорил об этом. Я больше не сплю, и так даже лучше, потому что стоит мне уснуть, я вижу сон, один и тот же, а потом хожу больная целый день.
Тиресий. Но ведь это мое ремесло — разгадывать сны…
Иокаста. Место, в котором проходит мой сон, похоже на эту площадку; расскажу-ка я его тебе. Ночь, я стою и укачиваю какого-то младенца. И вдруг он превращается в жидкое пузырчатое тесто, которое течет у меня между пальцев. Я начинаю кричать и пытаюсь это тесто выбросить, но ужас, Ресси! Если бы ты знал, как это жутко… Тесто, эта штука… прилипает, и когда я думаю, что освободилась, оно с размаху бьет меня по лицу. И еще, оно живое. У него есть даже рот, оно пытается поцеловать меня в губы. И льнет, пытается проникнуть — по бедрам, к животу. Какой же это ужас!
Тиресий. Успокойтесь.
Иокаста. Я больше не желаю спать, Ресси… Не хочу. Послушай: музыка. Откуда? Они тоже не спят. Но у них хотя бы музыка есть. Им страшно, Ресси… Правильно делают, что не спят. Им снятся ужасные вещи, и они не хотят засыпать. Но все-таки, что это за музыка? Кто разрешил? А у меня-то есть музыка, чтобы не спать? Я и не знала, что кабаки всю ночь открыты. К чему этот скандал, Ресси? Кто разрешил? Пусть Креонт прикажет. Музыку запретить! Прекратить скандал сию же минуту!
Тиресий. Сударыня, прошу вас, успокойтесь и возвращайтесь домой. Вы вне себя, потому что вы не высыпаетесь. Мы разрешили музыку, чтобы поддержать в народе хоть какую-то бодрость, поддержать дух. Пойдут преступления и даже хуже, если в бедных кварталах перестанут танцевать.