Развалины колонн. Для финала с тенями Анубиса и Немезиды актерами записана пластинка с диалогом, что позволяет актрисе мимически изображать мертвую девушку с головой шакала.
При поднятии занавеса, на развалинах сидит девушка в белом платье. У нее на коленях голова шакала, тело которого скрыто от зрительских глаз.
Отдаленный звук труб.
Сфинкс. Послушай.
Шакал. Я слушаю.
Сфинкс. Последний сигнал: мы свободны.
Анубис поднимается, мы видим, что это у него голова шакала.
Шакал Анубис. Это первый сигнал. Еще два, и ворота Фив закроются.
Сфинкс. Последний, последний! Я в этом уверена.
Анубис. Вы так уверены, потому что страстно ждете закрытия ворот, но, увы! В мои обязанности входит опровергнуть вас: мы не свободны. Это первый звонок. Подождем.
Сфинкс. Быть может, я и ошибаюсь…
Анубис. И тени сомнения нет: вы ошибаетесь.
Сфинкс. Анубис!
Анубис. Сфинкс?
Сфинкс. Мне надоело убивать. Мне надоело сеять смерть.
Анубис. Смиримся. У тайны есть свои тайны. У богов есть свои боги. И у нас они есть. Вот что такое бесконечность.
Сфинкс. Ты слышишь, Анубис, нет второго сигнала. Ты ошибался, мы уходим…
Анубис. Вы хотите, чтобы эта ночь завершилась без мертвых?
Сфинкс. Да, хочу! Хочу! И вся дрожу: а вдруг, несмотря на поздний час, кто-то пройдет по дороге!
Анубис. Вы становитесь чувствительной.
Сфинкс. Это касается только меня!
Анубис. Не сердитесь.
Сфинкс. Зачем мне вечно действовать бесцельно, бесконечно, ничего не понимая? И, например, зачем тебе, Анубис, собачья голова? Почему бог смерти появляется в том обличье, в котором его и воображают суеверные люди? И почему в Греции египетский бог? Бог с собачьей головой?
Анубис. Я восхищаюсь тем, кто дал вам облик женщины, когда понадобилось задавать вопросы.
Сфинкс. Это не ответ.
Анубис. Я отвечу, что логика обязывает нас являться людям в том обличье, в котором они нас воображают, иначе им предстанет только пустота. И далее, что: Египет, Греция, смерть, прошлое, будущее — все это не имеет смысла в нашем мире; что вам слишком хорошо известно, для какой работы пригодны мои челюсти шакала; что наши хозяева проявляют мудрость, воплощая меня в нечеловеческом образе, ибо это не позволяет терять голову, даже если голова собачья, ведь я ваш сторож, и, если бы вам дали просто сторожевого пса, мы были бы сейчас в Фивах: я на поводке, а вы среди шумной компании молодых людей.
Сфинкс. Ты глуп!
Анубис. Постарайтесь вспомнить о том, что все эти жертвы, которые так волнуют образ молодой девушки, который вы приняли, суть не что иное, как нули, стертые с аспидной доски, даже если бы каждый из этих нулей был раскрытым ртом, зовущим на помощь.
Сфинкс. Возможно. Но здесь расчеты богов от нас ускользают… Здесь мы убиваем. Здесь мертвые умирают. Здесь я убиваю!
Сфинкс говорил, опустив глаза долу. Во время его реплики Анубис навострил уши, повернул голову и поспешил беззвучно скрыться в развалинах. Сфинкс поднимает глаза, пытается искать его взглядом, но оказывается лицом к лицу с группой людей, которые вышли из ближней левой кулисы — это их учуял Анубис. Группа состоит из фиванской матроны, ее сына и дочери. Матрона тянет девочку за руку, а мальчик идет перед матерью.
Матрона. Смотри, куда ноги ставишь! Иди, иди! Не оглядывайся! Оставь сестру в покое! Иди!.. (Замечает Сфинкса, на которого натыкается мальчик.) Осторожно! Говорила тебе, надо под ноги смотреть! О, простите, сударыня, никогда он под ноги не смотрит. Он вас не ушиб?
Сфинкс. Да вовсе нет, сударыня.
Матрона. Не ожидала кого-нибудь встретить на дороге в такой поздний час.
Сфинкс. Я чужестранка, недавно приехала в Фивы. Возвращалась к родственнице — она живет за городом — и заблудилась.
Матрона. Бедняжка! А где живет ваша родственница?
Сфинкс. Где-то за двенадцатой стадией.