Иокаста. Никто не сговорился… милый… но я тебя знаю.
Эдип. Ошибаешься, Иокаста. Меня больше никто не знает: ни ты, ни я, никто… (Вестнику.) Не дрожи, малыш. Говори. Что дальше?
Вестник. А дальше я ничего не знаю, господин Эдип, только что отец вас нашел полумертвым, подвешенным к ветке за раненые ноги.
Эдип. Так вот откуда мои знаменитые шрамы.
Иокаста. Эдип, Эдип… иди сюда, наверх, а то можно подумать, что тебе нравится острым ножом растравлять свои раны.
Эдип. Так вот они, мои пеленки, вот она, охотничья история — ложь, как и все. Ну что же, право! Может быть я сын дриады и лесного божества, вскормленный среди волков. Рано радуетесь, Тиресий.
Тиресий. Вы несправедливы…
Эдип. Во всяком случае, царя Полиба я не убивал, но… дайте подумать… я убил одного человека.
Иокаста. Ты?
Эдип. Да, я. Но успокойтесь, это произошло случайно, просто не повезло. Да, я убил, жрец, но версию отцеубийства вы, уж пожалуйста, сразу сбросьте со счетов! Я поссорился со слугами и убил их хозяина, старика. Он путешествовал. И это было на перекрестке Давлийской и Дельфийской дорог.
Иокаста. На перекрестке Давлийской и Дельфийской… (Исчезла, будто утонула.)
Эдип. Вот, можно состряпать чудную катастрофу. Что, это был мой отец? «О небо, мой отец!» Но с инцестом-то как быть, господа? А, что думаешь, Иокаста? (Оборачивается и видит, что Иокаста исчезла.) Отлично! Семнадцать лет счастья, безупречное царствование, двое сыновей, две дочери, и стоит только благородной даме узнать, что я теперь неизвестно кто, (а сначала она меня таким и полюбила), как она уже спиной поворачивается. Надулась! Пусть дуется! А я останусь наедине с собственной судьбой.
Креонт. Твоя жена больна, Эдип. Чума всех нас лишила духа. Боги наказали город и ищут жертву. Между нами чудовище. Они желают, чтоб его разоблачили и изгнали. Целыми днями полиция тщетно сбивается с ног, а на улицах растут горы все новых трупов. Ты понимаешь, какого подвига требуешь от Иокасты? Ты отдаешь себе отчет в том, что ты мужчина, а она женщина, немолодая женщина, мать, которая боится, чтобы ее дети не заразились? Прежде чем попрекать ее взбалмошным поступком, ты мог бы найти ей оправдание.
Эдип. Узнаю милого шурина. Идеальная жертва, чудовище, что прячется среди нас… Совпадение на совпадении… и так славно получится, при помощи жрецов и полиции, запутать фиванский народ и доказать ему, что это я.
Креонт. Вы говорите глупости!
Эдип. Я думаю, что вы способны и на худшее, мой друг. Но Иокаста… тут другое дело… Она так странно повела себя. (Зовет.) Иокаста! Иокаста! Где ты?
Тиресий. Казалось, что она на грани срыва. Отдыхает… Оставьте ее в покое.
Эдип. Пойду… (подходит к молодому стражнику.) А вообще-то… вообще…
Вестник. Ваша светлость?
Эдип. Пронзенные ступни… связанные, гора… Ну как же я сразу не догадался!.. А я еще не понимал, почему Иокаста… Трудно расстаться с загадками… Господа, я не сын дриады. Представляю вам сына кастелянши, ребенка из народа и произведенного на свет в ваших местах.
Креонт. Это что за сказки?
Эдип. Бедная, бедная Иокаста! Сам того не зная, я рассказал ей однажды, что думаю о собственной матери… Все теперь понятно. Она, наверное, в отчаянии, в ужасе… Короче… подождите меня здесь. Очень важно от нее услышать все ответы, чтобы больше ничего не осталось во тьме, и пусть этот глупый фарс завершится.
Выходит через центральную дверь. Тотчас же Креонт устремляется к вестнику, хватает его и поспешно выталкивает со сцены влево.
Креонт. Он с ума сошел! Что это за история?
Тиресий. Не двигайтесь. Оракул приближается из глубины веков. Молния нацелена на этого человека, и я вас попрошу, Креонт, позволить молнии исполнить свой каприз. Так что стойте неподвижно и ни во что не вмешивайтесь.
Внезапно в лоджии появляется Эдип. Он вырван с корнем, он разъят на части. Рукой он опирается о стену.
Эдип. Вы мне ее убили…
Креонт. Убили?
Эдип. Вы мне ее убили… Она там… повесилась… повесилась на шарфе… Умерла… Господа, она умерла… все кончено… кончено.