— Может быть, стану писателем. — Я взял в руки стакан с водой, но пить не стал.
Кэндис Корингтон смотрела на вытертый бурый ковер.
— Кэтрин любила читать. Книжки из рук не выпускала. С самого раннего детства.
Она подняла глаза.
— Так вы хотели мне что-то рассказать? Как вы с ней познакомились?
На улице взревел двигатель автомобиля — восьмицилиндровый Годзилла. Парень все же завел свой «Камино».
— Просто на улице познакомились. В мае, — сказал я. — Пахло цветами и мусором, потому что в Нью-Йорке выставляют пакеты с мусором прямо на улицу.
«Господи, что за бред?»
— Кэтрин любила Нью-Йорк.
— Я знаю. Да. И мне это нравилось в ней. Как бы там ни было, однажды я увидел ее на улице в Сохо и подошел познакомиться. Я никогда в жизни не знакомился с девушками на улице, но в ней было что-то такое… Что-то знакомое и для меня предопределенное. Вот что я хотел вам рассказать. Я знаю, миссис Корингтон, это звучит странно, но, как только я увидел вашу дочь, у меня сразу возникло чувство, словно я знаю ее всю жизнь. Это было дежавю, знак судьбы, астральное влияние, два ночных поезда, что мчатся навстречу по параллельным путям, проносятся мимо, и пассажиры двух поездов смотрят в окна и видят друг друга, буквально секунду.
Произнеся это вслух, я понял, что так и есть. Два поезда промчались навстречу друг другу, но только один пассажир смотрел в окно.
— Вы уже настоящий писатель. — Кэндис Корингтон почти улыбалась. — А что Кэтрин говорила насчет всех этих идей о судьбе?
— Я ничего ей не рассказывал. Не хотел ее напугать. Не хотел, чтобы она посчитала меня ненормальным. Теперь я жалею, что ничего не сказал. Дурак я был, что не сказал. Надеюсь, это вас не напугает, но я твердо верю, что мы с ней были предназначены друг для друга.
Миссис Корингтон покачала головой.
— Надо было сказать. Она во все это верила, в судьбу и все такое. Любила книги, в которых все по-другому, не как у нас. Книги об альтернативных реальностях, как она это называла. Забавно. У нее всегда было чувство, что она найдет свою истинную любовь здесь, в Стерлинг-Спрингс.
Я чуть не задохнулся. «Это же я. Я — ее истинная любовь».
— Я не сую нос в чужие дела, и все-таки можно спросить, что случилось? Просто я был в шоке, когда узнал.
Она испуганно посмотрела на меня и закрыла рот ладонью.
— Вы не знаете?
— Нет.
Она выглядела совершенно опустошенной, словно вдруг постарела на десять лет.
— Прошу прощения, я сейчас не могу об этом говорить. Просто не выдержу. Наверное, вам лучше уйти.
— Да, конечно. — Я не хотел уходить, но все равно поднялся.
— Спасибо за цветы. Было очень любезно с вашей стороны. Мне очень жаль. Мне так жаль.
Я вышел наружу, в жаркий солнечный день, дверь у меня за спиной закрылась. Парень, возившийся с двигателем, вновь поднял голову и посмотрел на меня. Я был раздосадован до безумия.
Я перешел через улицу и приблизился к нему.
— Привет, — сказал я.
На парне была обтягивающая футболка с надписью «На взводе». Его эспаньолка смотрелась неровно; справа он сбрил больше, чем нужно. Эта асимметрия раздражала.
— Да?
— Просто хотел спросить… Вы хорошо знаете миссис Корингтон из дома напротив?
— Неплохо, — сказал он, вытирая о джинсы испачканные руки.
— Вы знаете, что случилось с ее дочерью?
— Умерла.
— Я знаю. Но от чего умерла?
Парень прищурился.
— А тебе что за дело, удод?
— Прошу прощения?
— Спросил бы у ее матери. Чего ты меня-то выспрашиваешь?
— Ладно, неважно.
Я подошел к своему микроавтобусу, забрался в кабину, завел двигатель и принялся разворачиваться. Все это время парень смотрел на меня. Он что-то говорил, тыча пальцем в мою сторону, но я не слышал, что именно. Окна были закрыты.
После работы я приехал домой и сразу спустился к себе в подвал. Достал из кармана счет за телефон. Мне было стыдно, что я его украл. Я смотрел на нью-йоркский адрес и представлял себе старое многоквартирное здание на улице с рядом деревьев вдоль проезжей части. На первом этаже, в подъезде, висели почтовые ящики. Счет за телефон опустили в ящик, и он ждал там Кэтрин.
Я вскрыл конверт. Счет был на несколько страниц. Развернутый список звонков, сделанных за последние недели мая. Большая часть — в Иллинойс. Наверное, Кэтрин звонила матери. Десятки местных звонков по Нью-Йорку, несколько — в Ньюарк и Бостон, один — в Чикаго. Я всерьез задумался о том, чтобы съездить в Нью-Йорк, найти ее дом, поговорить с соседями. Узнать, как она умерла.
Но потом я вдруг понял, что это неважно. Совершенно неважно, как она умерла. Важно то, что ее уже нет и у меня нет ни единого шанса. Мне вспомнилась мягкая шерсть джемпера под моими пальцами, ее закрытые глаза и гладкая кожа, тонкий шрам на лбу, и откуда он у нее взялся — и еще сны. Эти сны, в которых она ни разу со мной не заговорила.