Я же ничего от нового соседа не требовал, и хотя бы по этой причине он считал, что может мне довериться.
Главную роль в его жизни сыграла несчастная любовь. В 1980 году, во время «Мариэльского исхода», он покинул родную Кубу. В свете многочисленных экономических проблем острова Кастро согласился разрешить желающим выезд из страны. Мистеру Мендесу тогда было четырнадцать лет, и он был влюблен в красивую девушку по имени Ева. Она с семьей осталась на Кубе, и с тех пор он ее больше не видел. Мы стояли на тротуаре, разговаривали, и он признался, что все еще думает о ней. Уже темнело, на улице было холодно, но мы одновременно вышли проверить почту, и он перешел через дорогу, чтобы поздороваться. Слово за слово…
— Интересно, что с ней случилось, — сказал он. — Вспоминает она меня или давно забыла?
— Простите за нескромность, — вставил я, — но в вашей жизни ведь была и другая любовь, кроме нее?
— Да, пару раз, — пожал он плечами. — Но ничего серьезного. Не как с ней.
В этот момент на улице показался принц Генри. Он где-то шлялся и теперь ковылял домой, к домашнему теплу, плошке с едой и хлопотливой заботе Вонни, подле которой так приятно валяться на новом диване.
Возможно, что-то в нашем разговоре зимним вечером на темной улице, освещенной светом соседских окон, побудило мистера Мендеса протянуть руку, чтобы погладить Генри, который, разумеется, зашипел и полоснул его когтями по наружной стороне кисти.
— Ой, простите! — сказал я.
— Не стоит вам выпускать этого кота на улицу, — сказал мистер Мендес, и больше мы с ним не общались до самой весны.
Та зима изобиловала странными событиями, которые оборвали еще больше тонких паутинок, что связывали меня и Вонни.
Часто, когда звонил телефон, кто-то из нас брал трубку, но на другом конце раздавались гудки. Такое случается, и обычно люди не придают этому значения. В нашем случае звонки раздавались по ночам, три-четыре раза в неделю, пока мы, в конце концов, не сдались и не сменили номер.
Разумеется, Вонни обвинила меня в романе на стороне. Я, конечно, сделал то же самое.
— Но разве это может быть твой любовник или моя любовница, — в конце концов спросил я, — если они бросают трубку во всех случаях?
— Логично.
Я решил не развивать тему. По правде сказать, мы не стали бы обвинять друг друга в неверности, если бы каждый из нас не задумывался к тому моменту о такой возможности для самого себя. Если Вонни решила, что странные звонки были признаками моей измены, значит, она сама думала о другой жизни и искала причину уйти.
Мы как-то продержались Рождество. Даже умудрились в какой-то степени насладиться обществом друг друга — попивали сидр, смотрели по телевизору рождественские фильмы, украшали дом гирляндами и фонарями.
Весь наш тупичок сверкал огнями иллюминации и рождественских украшений, в основном надувных — Санта-Клаус на санях, снеговики в снежных шарах, машущие плавниками пингвины, Снупи в шапке Санты, Винни-Пух и Тигра, украшающие елку.
Мистер Мендес был сдержаннее, но и он не стерпел и повесил на дверь венок остролиста, а на подоконники фасадных окон поставил по электрической свече. Как-то вечером мне пришлось постучаться к нему, потому что почтальон по ошибке бросил адресованное ему письмо в наш ящик. Письмо было из Майами, с явно женским почерком на конверте. Я стучал, даже позвонил, но в доме не горел свет и мистер Мендес так и не подошел к двери. Я попытался заглянуть внутрь через окошко во входной двери — виднелся коридор, часть гостиной, где в углу стояла открытая клетка Попкорна. Мистер Мендес украсил ее тонкой мерцающей гирляндой. Я подергал сетчатую дверь — она оказалась не заперта. В конце концов, я оставил письмо между ней и входной дверью — там мистер Мендес точно должен был его заметить.
Вскоре после этого мы с Вонни стали замечать, что люстра у нас в спальне горит, даже когда нас там нет. Сначала я решил, что кто-то забывал ее выключить, выходя из комнаты. Мы просто находили пульт управления и выключали люстру.
Но как-то ночью мы отправились спать пораньше и вскоре проснулись, потому что в спальне вспыхнул свет. Я сел.
— Это ты?
Вонни лежала на спине и смотрела на потолок так, словно он был чем-то невероятным.
— Нет, — ответила она. — А не ты?
— Батарейки в пульте, видимо, сдохли, — сказал я ей, выключая свет. — Утром заменю.