— Генри! Нет! — закричал я.
Но было уже поздно. Герб повернулся, понял, что происходит — крышу его машины рвут в клочья, — и сделал единственное, что смог: окатил Генри из шланга. Струя сбила кота с машины, он приземлился на лапы и отряхнулся. Обтекая, он не стал ждать развития событий и погнал по тротуару со всех ног. Я проследил за ним, пока его хвост не скрылся за моим гаражом.
— Я заплачу за ремонт, — сказал я Гербу.
— А куда ты денешься! — процедил тот, глядя куда-то мимо меня.
Я подумал, что это Вонни, что она вернулась дать мне второй шанс. Но прежде чем я успел повернуться, Герб произнес:
— Это Мендес.
Новость разнеслась быстро. Пег мгновенно выскочила из дома, словно она следила за улицей из окна — и кто знает, может, так и было.
— Это он, — сказал Герб, и они торопливо пошли мимо меня к машине.
Из своего дома вышли Чик и Кони Хартвеллы, даже Бенни и Мисси Биминраммеры поспешили узнать, действительно ли мистер Мендес нашел Попкорна.
Я стоял и смотрел, как мистер Мендес вышел из своей «Вольво» и вокруг него собрались соседи. Он что-то сказал им и покачал головой. Конни Хартвелл положила руку ему на плечо, и я услышал «Проклятье, черт его подери» Герба. Ясно было, что женщина в Плейн-Сити видела не ту птицу.
Соседи толпились у дома мистера Мендеса, а я пошел к своему дому, где мокрый и дрожащий Генри ждал, чтобы я пустил его внутрь.
— Черт возьми, Генри, — сказал я и отпер входную дверь.
Он нерешительно стоял у порога, словно знал, что мне придется выложить немалые деньги за его художества со складной крышей гербовского кабриолета.
— Заходи уже, — кивнул я. — Ты же знаешь, без тебя этот диван выглядит совсем паршиво.
Клянусь, ту ночь и несколько последующих дней он был сам не свой. Носился по дому, издавая утробные вопли. Я хотел выпустить его погулять, открыл дверь, но он постоял на пороге, принюхиваясь к воздуху, мяукнул и убежал обратно на диван.
Однажды он взобрался на кресло у окна, откуда я наблюдал за балаганом на противоположной стороне улицы. Герб Шипли вызвался приварить клетку Попкорна к стальной трубе и установить на крыше дома мистера Мендеса. Я наблюдал, как Герб закрепляет трубу по обе стороны конька крыши. Мистер Мендес смотрел на него с земли, задрав голову и прикрывая глаза от солнца. Закрутив последний болт, Герб открыл настежь дверь клетки — чтобы Попкорн мог влететь в нее, если окажется где-то поблизости и поймет намек. Герб спустился вниз по лестнице, и мистер Мендес торжественно пожал ему руку.
К дому подъехал фургон телевизионной компании WNBS 10TV, из него вылезли двое. Один держал на плече видеокамеру. У второго, молодого блондина с безупречными волосами, в руках был микрофон. На нем были штаны цвета хаки и туфли-лоферы. Темно-синяя поплиновая куртка поверх белой рубашки. Под курткой виднелся ярко-голубой галстук.
Какое-то время я смотрел, как блондин говорит с мистером Мендесом, периодически тыкая ему в нос микрофоном. Потом Генри ударил лапой по стеклу и зашипел.
— Вот и я так думаю, — сказал я.
Я взял его на руки и пошел в кухню, где хранил бурбон «Эван Уильямс». Пять дня, самое время для коктейля.
Что нам с Генри так не нравилось в Мендесе и кутерьме вокруг него? Почему наши сердца так ожесточились по отношению к человеку, который потерял что-то очень для него дорогое? Наверное, все дело в ревности. Мы ведь переживали свою потерю, но всем было наплевать. Всех интересовал только мистер Мендес и его Попкорн.
И вот сидим мы с Генри на диване, и чем больше я пью, тем больше мне нравится, как он выглядит — облокотился на спинку, пузом кверху. Клянусь, в какие-то моменты он выглядел совсем как человек. Я принялся рассказывать ему, как купил этот диван, и рассказ как-то сам по себе перешел к тому, как мы с Вонни когда-то любили друг друга.
— Хочешь — верь, хочешь — не верь, Генри. Мы были молоды и влюблены, мы думали, что у нас будут дети, внуки и долгая счастливая жизнь. И смотри, чем все кончилось.
Время от времени кот задремывал, и я тыкал его пальцем. Он ворчал и по привычке скалил зубы, но меня его неудобства не волновали. Я хотел поговорить, а других слушателей вокруг не наблюдалось.
— Ох, Генри, — говорил я. — Когда впервые влюбляешься, думаешь, что это навсегда, но вот что я тебе скажу… Не бывает ничего вечного. Не бывает вообще. Я усвоил этот урок, мой прекрасный кошачий компаньон. Мендесу его тоже придется выучить. Ведь мы с тобой знаем, что его птица не вернется домой.
Откуда я это взял? Скажем так: у меня были основания. Может, я расстроился из-за того, как все повернулось после нашего с Вонни расставания, может, надеялся, что мы с Мендесом, как друзья по несчастью, сможем возродить дружбу. Может, именно я, а не Герб Шипли или Чик Хартвелл — елки-палки, я даже видел, как мистер Мендес просил о чем-то Бенни Биминраммера! — стану тем человеком, на которого Мендес сможет положиться.