Мистер Бриз не может успокоиться. Он сразу трогает машину с места, но пистолет не возвращается в бардачок. Мистер Бриз держит его на коленях и время от времени похлопывает по вороненому железу, словно баюкает.
Постепенно ему удается взять себя в руки.
— Ну что, — говорит он Питеру, растягивая тонкие губы в улыбке, — здорово я опростоволосился?
— Наверное, — отвечает Питер.
Он наблюдает, как мистер Бриз медленно поглаживает оружие. Шшш… Все хорошо… Лицо мистера Бриза снова приобрело прежнее дружелюбное выражение, но Питер видит, как дрожат его пальцы.
— Тебе стоило предупредить меня, Питер, — говорит мистер Бриз с доброй укоризной. Он поднимает бровь и слегка хмурится.
— Вы спали, — хрипло отвечает Питер. Прочистив горло, он добавляет: — Я не хотел вас будить.
— Ты очень заботлив.
Питер раскрывает карту. Вот точки: Уормсаттер. Биттер-Крик. Рок-Спрингс. Литтл-Америка. Эванстон.
— Сколько их было, Питер, как думаешь? — спрашивает мистер Бриз. — Дюжина?
Питер пожимает плечами.
— Дюжина — это двенадцать, — говорит мистер Бриз.
— Я знаю.
— Так, думаешь, там набралась бы дюжина? Или больше дюжины?
— Не знаю, — говорит Питер. — Больше дюжины?
— Надо полагать, — говорит мистер Бриз. — Мне кажется, там их было около пятнадцати.
Какое-то время он молчит, словно обдумывает эти цифры. Питер тоже о них думает. Когда он думает о дюжине, то представляет упаковку яиц. А пятнадцать — это цифры один и пять, которые стоят рядом друг с другом и держатся за руки, как брат и сестра.
— Ты не такой, как они, Питер, — шепчет мистер Бриз. — Я знаю. Ты не один из них. Ведь так?
Что тут скажешь?
Питер таращится на свои руки, ноющие, сточенные до корней ногти; он проводит языком по кончикам зубов; он чувствует крепкие, широкие мышцы над плечами, жесткую шерсть на спине, которая неприятно топорщится под футболкой.
— Послушай, — говорит мистер Бриз мягким, но уверенным голосом. — Послушай меня, Питер. Ты особенный мальчик. Люди вроде меня ездят по всей стране, разыскивают детей вроде тебя. Ты не такой, как они, и ты это знаешь, ведь так?
Подумав, Питер кивает.
Ты же любил их, правда? Питер чувствует комок в горле.
Он не хотел их убивать. Не хотел.
Он редко вспоминает о случившемся, но когда вспоминает, то не может понять, почему это произошло.
Такое впечатление, что его разум заснул на какое-то время, а проснулся уже в разоренном доме, словно какой-то грабитель перевернул все вверх дном в поисках сокровищ. Тело отца лежало в кухне, матери — в спальне. Много крови, много царапин и укусов. Он прижался носом к волосам матери и вдохнул их запах. Он поднял ее обмякшую руку и погладил ею себя по щеке. Потом ударил себя мертвой рукой по лицу.
— Плохой! — шептал он. — Плохой! Плохой!
— Станет лучше, когда мы доедем до Солт-Лейк-Сити, — говорит мистер Бриз. — Там есть специальная школа для детей вроде тебя, я уверен, тебе там понравится. Ты заведешь много новых друзей! Тебе предстоит много узнать о нашем мире! Ты будешь читать книги и работать на калькуляторе и компьютере, заниматься искусством и музыкой! А еще там будут люди, которые смогут помочь тебе с твоими… чувствами. Ведь чувства — это просто чувства. Как погода, они приходят и уходят. Они — не весь ты, Питер. Ты понимаешь, о чем я?
— Да, — отвечает Питер.
Он разглядывает бело-желтые скалы, через которые прорублена дорога; стальное ограждение по краю дороги; ясную, лазоревую пустоту неба. Он медленно моргает.
Если он пойдет в эту школу, ему придется рассказать про папу и маму?
Может, ему там будет хорошо, может, ему там понравится.
А может, другие дети будут его обижать, а учителя невзлюбят.
Может быть, он особый.
А ногти теперь всегда будут болеть? Их всегда нужно будет обрезать и стачивать?
— Слушай, — говорит мистер Бриз. — Мы подъезжаем к тоннелю. Он называется «тоннель Грин-Ривер». Он есть на твоей карте. Но я хочу, чтобы ты знал: с этим тоннелем есть проблемы. Его легко перекрыть с обоих концов, поэтому я разгонюсь, и буду ехать очень-очень быстро. Понял? Просто чтобы ты был готов и не пугался. Понял?
— Понял, — говорит Питер.
Мистер Бриз широко улыбается, кивает и почти сразу давит на газ. Ограждение сбоку постепенно сливается в размытую серебристую ленту, а потом перед ними возникают черные пасти тоннелей: одна — для левой полосы, другая — для правой. Может, это не пасти, а пара глаз, две слепые глазницы у основания изрытого расселинами холма. Питер впивается пальцами в колени — это больно, но он ничего не может с собой поделать. Машина въезжает под бетонную арку с мягким ударом, словно они пробили некую мембрану, и внезапно их проглатывает тьма. Он ощущает круглые своды тоннеля, невидимые ребра во тьме над головой, он слышит эхо ревущего двигателя машины, которая все еще разгоняется. Выход становится все ближе, а устье позади уменьшается.