— Это вы к тому, что, даже если он окажется прав, наша работа не будет приостановлена?! — так и заклокотал Сиффорд,—
Что дом достижения поставленной перед нами цели вы собираетесь использовать даже такое унижающее Человека открытие?
— Разумеется,— сказал Лодж.— Если жизнь в самом деле является симптомом заболевания и старческого одряхления материи, что ж, пусть так, с этим ничего не поделаешь. Как справедливо заметили Кент и Элен, смысл наших терминов очень специфичен и зависит от категорий, которыми мы мыслим. Почему нельзя допустить, что для Вселенной смерть — это… это для нас жизнь? Если Генри прав, он открыл то, что существовало всегда, испокон веков.
— Вы не понимаете, что говорите! — вскричал Сиффорд.
— Ошибаетесь! — рявкнул Лодж.— У вас просто сдали нервы. У вас и кое у кого из остальных. И у меня тоже, вероятно. Или же у нас у всех. Нами завладел и правит страх; у вас это страх перед порученной вам работой, у меня — страх перед тем, что она не будет выполнена. Мы загнаны в тупик, мы расшибаем мозги о каменные стены своей совести и нравственных норм. Будь вы сейчас на Земле, вы не стали бы так пережевывать эту идею. Возможно, вы поначалу слегка поперхнулись бы, но докажи вам, что предположение Генри правильно, вы б его благополучно проглотили и продолжили бы поиски первопричины того заболевания и распада материи, которое мы зовем жизнью. А само открытие вы просто приняли бы к сведению, оно всего лишь расширило бы ваши знания, и только. Но, находясь здесь, вы бьетесь головой об стену и вопите от ужаса.
— Бэйярд! — вскричал Форестер.— Остановитесь! Вы не смеете…
— Смею,— огрызнулся Лодж.— И не остановлюсь. Меня тошнит от их хныканья и стенаний. Я устал от этих избалованных, распущенных фанатиков, которые довели себя до состояния фанатического исступления, заботливо вскармливая в себе надуманные, беспочвенные страхи. Чтобы справиться с нашей задачей, нужны мужчины и женщины, обладающие острым умом и твердой волей. Для такой работы требуется огромная смелость и высокоразвитый интеллект.
У Крейвена от ярости побелели губы.
— Но мы уже работали! — выкрикнул он,— Даже тогда, когда против этого восставали все наши чувства, даже тогда, когда наше представление о порядочности, этике, наш рассудок и религиозный инстинкт призывали нас бросить эту работу, мы все-таки ее продолжали. И не обольщайтесь, что нас удерживали ваши сладкоречивые проповеди, шуточки, ободряющее похлопывание по плечу. Не обольщайтесь, что нас вдохновляло ваше фиглярство.
Форестер стукнул кулаком по столу.
— Прекратите этот спор! — потребовал он.— Перейдем к делу.
Крейвен, еще бледный от гнева, откинулся на спинку стула.
Сиффорд продолжал сжимать и разжимать кулаки.
— В записях Генри сформулирован его вывод,— сказал Форестер.— Хотя вряд ли это можно считать выводом. Лучше назовем его заключение гипотезой. Как же, по-вашему, с ней быть? Не обратить на нее внимания, отмахнуться от нее или же все– таки проверить, насколько его предположение правильно?
— Я считаю, что его нужно проверить,— заявил Крейвен,— Эту гипотезу выдвинул Генри. А Генри умер и не может выступить в защиту своей идеи. Наш долг — взять на себя проверку правильности его предположения: он заслужил это.
— Если подобная гипотеза вообще поддается проверке,— заметил Мэйтленд.— Мне лично кажется, что это скорей относится к философии, чем к области конкретных наук.
— Философия идет рука об руку со всеми конкретными науками,— сказала Элис Пейдж.— Нельзя отказаться от проверки гипотезы Генри только потому, что она на первый взгляд представляется очень сложной.
— При чем тут сложность,— возразил Мэйтленд.— Я хотел сказать… А, к чему все эти рассуждения, давайте лучше займемся ее проверкой.
— Согласен,— сказал Сиффорд. Он быстро повернулся к Лоджу.— Но если проверка даст положительные результаты или хоть какие-нибудь доказательства в пользу правильности этой гипотезы, если мы не сумеем ее полностью опровергнуть, я немедленно прекращаю работу. Предупреждаю вас совершенно официально.
— Это ваше право, Сиффорд. Можете пользоваться им в любое угодное вам время.
— Возможно, что будет одинаково трудно доказать как правильность этой идеи, так и ее ошибочность,— произнесла Элен Грей.
Лодж поймал на себе взгляд Сьюзен Лоуренс — она мрачно улыбалась, и на ее лице было написано невольное восхищение с оттенком цинизма, словно она в этот момент говорила ему: «Вот вы и снова добились своего. Я не думала, что на сей раз вам это удастся. Право, не думала. Но, как видите, ошиблась. Однако вы не вечно будете обводить нас вокруг пальца. Придет время…»