Адаме схватился руками за стол и тяжело оперся о него.
Но этого не может…
Да! — прокричал генерал оператору.— Да, я жду.
Он прижал ладонь к микрофону и вопросительно взглянул на Адамса:
Я полагаю, ты выставишь те же требования, что и раньше?
Требования?
Ну да. Признание. Помощь по четвертому пункту. Договор об обороне.
Наверное, да,— ответил Адаме.
Ты застал этих олухов на бочке с порохом,— радостно сказал ему генерал,— и можешь просить все, что хочешь. Ты заслужил это после всех своих трудов и того хамства тупоголовых идиотов, через которое тебе пришлось пройти, хотя, знаешь, особенно губу не раскатывай.
Редактор вечернего выпуска читал сводку новостей прямо с телетайпной ленты.
Ну и ну, кто бы только мог подумать! — воскликнул он.— Мы только что признали Мастодонию.
Он взглянул на ответственного за выпуск.
Где, черт возьми, она находится, эта Мастодония? Ответственный за выпуск пожал плечами:
Не спрашивай меня. В этом заведении мозгами должен работать ты.
Ладно, к утру достанешь мне карту,— приказал редактор. 13
Их полосатый котенок — молодой саблезубый тигр — игриво ударил Купера могучей лапой.
Купер таким же игривым жестом нанес ответный удар по его ребрам.
Кошка зарычала.
Ах, ты мне еще зубы показываешь! — закричал Купер.— Мы тебя выкормили, воспитали, и вот твоя благодарность. Сделаешь так еще раз, и я дам тебе в челюсть.
Тигренок блаженно растянулся на полу и начал умываться.
Однажды этому коту не хватит мяса, и он слопает тебя,— предупредил Хадсон.
Он нежен, как голубка,— заверил его Купер.— Мухи не обидит. Только одно меня и успокаивает: никто не осмелится потревожить нас, пока вокруг бегает это чудовище. Самый лучший сторожевой пес на свете. Надо же кому-то охранять наши запасы. Когда Уэс вернется, мы станем миллионерами. У нас и меха, и женьшень, и слоновая кость.
Если он действительно вернется.
Он обязательно вернется. Можешь не волноваться.
Но прошло уже пять лет,— возразил Хадсон.
Он вернется. Что-то там случилось, вот и все. Наверное, он уже работает над этим. Он мог сбить регулятор времени, когда чинил модуль, или тот уже был неисправен, после того как Бастер врезался в вертолет. А чтобы исправить дефект, нужно время. Я не сомневаюсь, что он вернется. Я только одного понять не могу: почему он ушел один и оставил нас здесь?
Я уже объяснял тебе,— сказал Хадсон,— Он боялся, что модуль не заработает.
Но разве этого надо было бояться? Мы бы ему и слова не сказали.
Ты прав. Ни слова, ни насмешки.
Тогда чего же он боялся? — спросил Купер.
Уэс боялся, что, узнав о его новой неудаче, мы бы дали ему понять, какой безнадежной и безумной была его затея. И он знал, что когда-нибудь мы могли бы убедить его в этом, уничтожив последнюю надежду его жизни. А он хотел сохранить ее, Джонни. Он хотел сохранить ее даже тогда, когда надеяться будет не на что.
Теперь это неважно,— сказал Купер,— Нам надо думать только о том, что он вернется за нами. А я это сердцем чувствую.
Но Хадсон знал, что был и другой вариант, который мог напрочь перечеркнуть весь смысл их существования.
«О господи,— подумал он,— не дай мне стать свидетелем этого!»
Уэс уже работает над этим — прямо сейчас,— уверенно говорил Купер.
И он действительно работал. Но не один — ему помогали тысячи других доведенных до отчаяния людей, которые знали, что времени в обрез, и которых тревожила не только судьба двух человек, затерянных во времени, но и угроза войны, нависшая над их страной. Они работали, чтобы обрести мир, о котором мечтали,— тот самый мир, к которому человечество стремилось многие века.
Но для использования машины времени им был нужен нулевой уровень — такой же нулевой уровень, по которому артиллеристы устанавливают батареи орудий,— только тогда каждая машина времени могла бы доставлять пассажиров в один и тот же миг прошлого, только тогда их действие распространялось бы на один и тот же период с точностью до секунды.
И вновь возникла проблема управления и калибровки, из-за которой нулевой модуль был настроен на прыжки через пятьдесят тысяч лет — плюс минус десять тысяч.
Проект «Мастодонт» наконец-то заработал.
КРУГ ЗАМКНУЛСЯ
Полученное письмо словно громом поразило Эмби Уилсона, и он вдруг услышал, как рушится вся его жизнь. Письмо было официальное, его имя и звание выделялись — они были, по-видимому, отпечатаны на свежей машинописной ленте. В письме говорилось следующее:
«Доктору Амброузу Уилсону Исторический факультет