Впрочем, как и все, Инге любила франшизу про Мальчика, который выжил, так что лукавить, на мой взгляд, не стоило. Но так уж была устроена Инге — она ловила волну собеседника (когда ей этого хотелось), и даже я не смела попрекнуть ее в легкомыслии и флюгерообразии. Постепенно, как я заметила, Инге переключилась на Гарри Поттера и теперь извлекала из своей уникальной памяти давно забытые факты про съемки фильма и причины, почему высоко чтимый готами Альфонсо Куарон снял всего лишь один фильм из поттерианы. Инге могла казаться поверхностной, но, когда она включала «ходячую энциклопедию», никто не мог ее переплюнуть — так глубоко, вдумчиво и подробно она изучала заинтересовавший ее предмет, тратя на это дни и ночи напролет.
Сизый дым сигарет смешивался с вновь наползшим с океана молочным туманом, и даже в плотной осенней куртке мне стало холодно, словно сырость пробиралась сквозь плоть до самых костей. Пахло водорослями и потухшим костром — видимо, где-то неподалеку топили камин. Я вспомнила, как Инге настаивала, что надо пробить стену в студии и устроить хотя бы видимость семейного очага, установив в нише электрический или газовый камин, чтобы коротать вечера с чашкой горячего шоколада перед огнем и печь пастилу на вилках, но потом она забеременела, переехала к отцу Маранты, и затея с камином, к моему счастью, ушла в небытие. Наконец турникет был отперт, солидного роста охранник проверил наши Изи-Пассы, и у входа нас подхватил низенький, пожилой, но бодрый, скачущий как слишком сильно надутый мячик, гид.
Первые два часа мы бегали за ним по миру поттерианы, причем Инге удавалось теряться почти в каждой магической структуре, а фотограф из нашей группы уже нащелкал кучу фоток в стиле «юная выпускница Хогвартса». Инге, конечно, разорилась и купила себе мантию со знаком Когтеврана за немыслимые восемьдесят баксов, я же удовольствовалась скромной футболкой с улыбающимся во все зубы домовиком Добби и кружкой с совой.
Моей зарплате еще предстояло прилично вырасти, чтобы я могла себе позволить дурацкие траты. Инге за последнюю выставку выручила больше двадцати тысяч с продаж, но почти все деньги отдала матери, а та бережливо положила их на сберегательный счет Маранты «на колледж». За такие жесты я и любила подругу — она не привязывалась ни к чему, в том числе и к финансам, они для нее были так же преходящи, как и листья на деревьях: ветер принес, ветром и унесет, лишь бы в правильном направлении.
Я размышляла о том, откуда вдруг взялись деньги на поездку, и к чему в середине ноября понадобилось тащиться во Флориду. Бродить вдоль зимнего океана было романтично, но холодно и обидно. Я бы предпочла увидеть Орландо летом, хотя поток туристов, вернее, его скудность, не могли не радовать. К полудню мы отстрелялись с Гарри Поттером и теперь лениво шатались по парку в поисках скамьи, чтобы перекусить. Я приготовила сандвичи в номере — еда тут, как и сувениры, была безбожно дорогой. Инге ковыряла мокрый подол, рассматривая сделанные кадры в моем сокровище — стоящей как чугунный мост зеркальной камере, подарке семьи на мое двадцатипятилетие. Наша группа разбрелась по забегаловкам, лишь возле подернутой все тем же молочным туманом, окаймленной круглыми валунами лагуны парка маячили две человеческие фигуры.
— Кто это? — тихо спросила Инге, показывая мне кадр. Я пожала плечами: просто турист, пробегающий мимо стилизованного банка Гринготтс.
— Я почти уверена, что видела его раньше. Знакомое лицо. — задумчиво бросила она, отводя взгляд от запотевшего дисплея. Я вытерла тачскрин бархоткой и просмотрела заинтересовавший ее кадр. Мужчина как мужчина, темноволосый, невысокий, хмурый, что очень соответствовало погоде, в синей бейсболке и куртке с логотипом Университета Центральной Флориды. Я снимала не ради него, а ради дракона, который как раз в этот момент извергал пламя с крыши бутафорского банка, но прохожий влез в кадр и запечатлелся, как это часто случается, без моего намерения. Это было перед тем, как мы зашли в царство гоблинов и трясущихся волшебных тележек, так что я почти не помнила этот момент.
— Немного похож на Роберта Штрауса, но ниже и плотнее, — заключила я, разглядев незнакомца поближе. — И не такой лощеный.
Инге фыркнула, покосившись на меня. Она знала о моей слабости к некоторым актерам, потому специально вытаскивала меня на новые премьеры в кинотеатр. Роберт Штраус был моей тайной страстью пару лет назад: достаточно харизматичный, чтобы не выглядеть предсказуемым даже в банальных ролях, и в меру талантливый, чтобы не затеряться среди плеяды суперменов среднего возраста с тавром Голливуда на затылке. Чем взрослее я становилась, тем меньше интересовали меня актеры, но к Штраусу я относилась с пиететом, у меня на полке даже стояла пара дисков с фильмами, в которых он снимался. Впрочем, в последнее время он пропал с экранов, занявшись, как это водится у актеров, считающих себя мэтрами, режиссурой и собственными проектами.