— Ничуть не похож! — категоричным тоном заявила Инге, еще раз склоняясь к камере и мазнув меня по щеке влажным локоном, выбившимся из ее романтической прически. — Тебе везде мерещатся небожители. Хотя, кто знает… — протянула она, — может, в жизни все банальнее? Ниже, проще, заброшенней. На экране все кажутся выше, ты же понимаешь? — хихикнула она. — И красивее.
— Только не начинай, пожалуйста, опять про столбики с монетами в ширинке, — взмолилась я, чувствуя себя ущемленной и бесконечно далекой от ее богемной тусовки. Инге порой оказывалась в самых высоких кругах общения, едва ли отдавая себе отчет, где она, и насколько это может помочь ей и Маранте по жизни. Она просто проносилась мимо, как беспечная комета, задевая своим светящимся шлейфом, очаровывая, завораживая и вызывая тайную тоску, что всегда сквозила в тоне ее бывших бойфрендов. Иногда я боялась, что она и меня вот так бросит однажды, чтобы никогда не вернуться. Это и было причиной как этой моей поездки, так и участия в большинстве ее безумных проектов. Я просто ловила момент, пока не стало поздно. Поздно для нас обеих.
— При чем тут ширинки? — Инге встала и выбросила целлофан от сандвича в веселенькую урну с изображением дементора. — Просто ты думаешь, что все эти актерики — это какая-то неземная каста. А они просто люди. Такие же, как мы с тобой, даже хуже. С ними тоже случается запор, депрессия, запои, у них изо рта с утра тоже дурно пахнет, неважно, сколько Оскаров они загребли. А ты — как миссис Джонс: чуть ли не с придыханием о них шепчешь. Это же глупость! — Она сердито простучала каблуками по брусчатке. — Нет никакой прослойки, есть только кварталы и бары для разных весовых категорий! И вход туда нам не заказан.
— Едва ли у них изо рта дурно пахнет, с их-то заработками! — отпарировала я, смеясь. — Наверное уж им не надо думать о том, покрыт ли лишний визит к дантисту страховкой.
— Ага, если они только не набузят и не получат волчий билет в Голливуде за кокс или какую-нибудь публичную драку, как твой любимец! — Инге кивнула на фотоаппарат.— Однако же меня замучил этот твой субъект. Дежа-вю…
— Ой, только не это! Не снова! — схватилась за голову я. Инге могла сутками терзать меня на предмет «это лицо я где-то видела», не признавая того, что я ссылалась ей на фильмы, споря с пеной у рта, пока я торжествующе не тыкала ей в нос смартфоном со статьёй из Википедии. У Инге была плохая память на людей, зато прекрасная — на факты и географические объекты, а я вечно шутила, что художник должен схватывать лица. Инге возражала, что черты — это ерунда, главное — поймать суть натуры, сущность. Ауру, как говорила Инге.
Ближе к вечеру мы устало тащились на последнюю экскурсию. Инге, к моему счастью, не стала настаивать на тематическом парке вселенной Миньонов, так что нам осталось лишь занять места в катерке и прокатиться по лагуне Орландо. Все магические лавки, надоевшие сладости из мира Гарри Поттера и даже очень натуральный Хогвартс-Экспресс были позади. Я тихо радовалась завершению дня: ноги, как две пудовые тумбы, отказывались слушаться, и даже нелюбовь к прогулкам по воде не смогла меня остановить. Инге, рискуя потерять свои эксклюзивные кольца, болтала длиннопалой рукой в мутноватой пене, что шипела у кормы, и напевала одной ей известный мотив. Я пыталась угадать, что это, но так и не уловила: у меня был хороший слух, но голосом природа обделила, поэтому я считала себя тихим, безгласным меломаном.
Инге, как и следовало ожидать, пела, как жаворонок, хотя порой перевирала любимые мной мелодии, коверкая их на самый причудливый лад. Вот и сейчас, начавши за здравие Гарри Поттером, она ушла не то в Баха, не то в вольную интерпретацию увертюры Звездных Войн. На катере мы опять повстречались с нашими утренними готическими спутницами. От навязчивого мейкапа они уже избавились, не без помощи моих влажных салфеток, я полагала, зато приобрели веселые зелененькие полосатые шарфики слизеринцев, выгодно оттенявшие их черные облегающие одеяния. Они едва заметно помахали Инге и вернулись к обсуждению сентябрьского концерта Rock the Universe в Орландо.