Я бездумно разглядывала наших спутников, тогда как Инге устало смотрела на воду и пролетающие мимо отели, увеселительные центры и аквапарки, сейчас закрытые.
— Знаешь, похоже на Венецию, — промолвила она, не оборачиваясь ко мне. Инге успела много где побывать, поколесила она и по Европе с длительным заездом в Италию на художественный фестиваль в Венеции. Мне оставалось лишь завидовать — и ждать пенсионного возраста, когда все порядочные американцы, взрастившие детей и отработавшие на любимую страну, пускались в путешествия.
Слова Инге привлекли внимание одного из пассажиров катера, сидящего на носу белой посудины. Он уставился на мою подругу с неприличным любопытством, что, впрочем, было не слишком непривычно — Инге часто вызывала подобную реакцию. Он пялился на нее, а я на него, досадуя, что глаза он прячет под выпендрежной парой Райбанов. Мне показалось, что именно этого типа я сняла возле банка Гринготтс, хотя ни бейсболки, ни куртки с университетским логотипом на нем не было — незнакомец явно не мерз в простенькой белой сорочке, рукава которой уже подмокли от висящей в воздухе мороси. Заметив мой взгляд, навязчивый наблюдатель отвернулся с надменным видом, демонстрируя мне неправильный профиль и то ли специально оставленный, то ли недостриженный завиток надо лбом и уставился вперед, туда, где нос лодки взрезал серую гладь канала.
Последняя часть путешествия прошла в молчании, я же занялась съемками воды за кормой, чаек и зданий в брызгах и едва ли замечала, что творится вокруг. Инге решила, что нам не помешает зайти в один из местных баров с витиеватым итальянским названием и попробовать коктейли в голливудском стиле, там мы и сошли, провожаемые пристальным взглядом прежнего незнакомца, и едва слышными прощаниями готок. День мы закончили я — за бутылкой Будвайзера, Инге — за Маргаритой.
Обе мы слишком устали, чтобы что-то обсуждать, и просто сидели, наблюдая в панорамное окно, как Орландо тонет в синей дымке сумерек, и как по берегу канала рождественской гирляндой зажигаются огоньки ночных заведений. Инге комкала салфетку, пытаясь сделать из нее не то лебедя, не то чайку, я почти дремала над очередным туристическим буклетом, что нам принесли вместе с выпивкой. Голос за спиной заставил меня подпрыгнуть, выводя из сонного оцепенения.
— Леди? Позвольте к вам присоединиться? Все столики заняты, а после дня беготни по этому Дантову аду хочется все-таки присесть.
Я повернула голову, уже на каком-то уровне сознания понимая, что увижу. Так и было — за моей спиной стоял давешний незнакомец из лодки. На сей раз он напялил на коротко стриженую темноволосую голову прежнюю синюю бейсболку, прижав непокорный завиток на лбу. Куртка была небрежно перекинута через плечо. За его спиной толкался еще один тип, которого я запомнила по катеру. Я пожала плечами и вопросительно глянула на Инге. Та с неприязнью взирала на пришельцев и молчала. Я с минуту подождала, потом сделала приглашающий жест: пауза явно затянулась, а гнать людей ни за что ни про что было невежливо, в конце концов, мы не оплачивали отдельный столик, так что капризничать не приходилось.
Мужчина в бейсболке одарил меня постановочной улыбкой и уселся на углу рядом со мной. Его спутник втиснулся между Инге и окном, бормоча извинения не то на французском, не то на португальском — в иностранных языках я не сильна. Инге поморщилась и отодвинулась в сторону, всячески избегая приближения к первому незнакомцу. Я про себя поразилась ее недружелюбной реакции: обычно Инге легко сходится с людьми, небрежно, словно танцуя, а тут от нее словно веяло холодом.
Мой сосед в бейсболке виновато покосился на меня, на поверку его очки оказались хамелеонами, и теперь на меня взирала пара темно-карих глаз с длиннющими ресницами, которые почти задевали чуть затемненные линзы. Тягостное молчание прервал приход официанта: очкарик обменялся парой фраз со своим приятелем (я все больше уверялась, что язык, на котором они говорили, был французским) и заказал большую тарелку с закуской капрезе, Кровавую Мэри для себя и сухой двойной мартини для друга. За столиком вновь воцарилось молчание, я старательно пыталась поймать взгляд Инге, но та смотрела в сторону, словно избегая меня. Наконец незнакомец в очках откашлялся — от него заметно пахнуло перегаром — и притворно бодро произнес:
— Не кажется ли вам, леди, что тяжело сидеть за столом с безымянными людьми? Я лично — за открытость. — Он неизвестно почему усмехнулся окну и продолжил, глядя на Инге. — Я — Боб, а моего друга зовут Этьен. Он плохо понимает английский, но я могу перевести, если будет надо.
Инге все так же недружелюбно молчала в стакан с Маргаритой, я допила пиво и попыталась улыбнуться. Видимо, мои старания не прошли даром, но на лице Боба застыло странное сочувствующее выражение, а Этьен вовсе сполз к оконной раме.
— Приятно познакомиться. Я — Бри. — Я протянула руку сперва Бобу, а потом Этьену. У первого ладонь оказалась жаркой и сухой, а у второго ледяной, как январская сосулька. Инге не пошевелилась, казалось, на нее напало какое-то то подобие ступора, что изредка, но случалось. — А это Инге, — кивнула я на подругу. Боб кивнул, снял Райбаны и протер переносицу привычным жестом человека, много лет носящего очки. Мне стало отчего-то неловко, словно я подглядела не предназначенный мне интимный жест — лицо Боба стало странно беззащитным, и меня внезапно одолело то самое ощущение дежа-вю, что утром мучило Инге. Меж тем нашим неожиданным знакомым принесли коктейли, а мне — вторую бутылку Бада.
— Ну, за знакомство! — слегка пафосно произнес Боб, тронув своим полосатым цилиндрическим стаканом, где красное не смешивалось с прозрачным, опрокинутый конус мартини Этьена. Инге осталась неподвижной, все так же глядя поверх стакана в окно. Туман тянул свои липкие пальцы к оконному стеклу, и даже разноцветные фонарики у входа виднелись теперь как сквозь тонкую синеватую ткань. Я взяла новую бутылку пива, предусмотрительно открытую Бобом, и чокнулась по очереди с каждым, стараясь не показывать своего замешательства поведением Инге и не коситься на нее.
— За знакомство!
* Надпись на задней части фургона Форд 150 — F150 -напоминает английское слово FISO