— Ложь! — воскликнул Уэбб.— Ты не умеешь так связно говорить. Ты не умеешь так стройно мыслить. Тут какая-то ложь…
— Внутри каждого человека скрыт другой,— продолжал Седьмой.— Много других…
— Ты про подсознание? — догадался Уэбб, но, задав свой вопрос в уме, мгновенно понял, что губами не произнес ни слова, ни звука. И еще понял наконец, что Седьмой тоже не произносил ни звука — потому только и возникали слова, каких не могло быть в жаргоне пустыни: они отражали мысли и знания, совершенно чуждые боязливым существам, прячущимся в самой дальней марсианской глуши.
— Сбрось с себя старую жизнь и вступишь в новую, прекрасную жизнь,— заявил Седьмой,— только надо знать как. Есть строго определенные приемы, определенные приготовления. Нельзя браться за дело, не ведая ни того ни другого,— только все испортишь.
— Приготовления? — переспросил Уэбб.— Какие приготовления? Я никогда и не слышал об этом…
— Ты уже подготовлен,— заявил Седьмой,— Раньше не был, а теперь подготовлен.
— Я много думал,— отозвался Уэбб.
— Ты много думал,— подхватил Седьмой,— и нашел частичный ответ. Сытый, самодовольный, самонадеянный землянин ответа не нашел бы. Ты познал себя.
— Но я и приемов не знаю,— возразил Уэбб.
— Мы знаем приемы,— заявил Седьмой.— Мы позаботимся.
Иллюстрация ARTHUR HUTAH
Вершина холма, где лежал мертвый город, вдруг замерцала, и над ней вознесся мираж. Из могильников, полных запустения, поднялись городские башни и шпили, пилоны и висячие мосты, сияющие всеми оттенками радуги; из песка возникли роскошные сады, цветочные клумбы и тенистые аллеи, и над всем этим великолепием заструилась музыка, летящая с изящных колоколен.
Вместо песка, пылающего зноем марсианского полудня, под ногами росла трава. А вверх по террасам, навстречу чудесному городу на холме, бежала тропинка. Издалека донесся смех: там под деревьями, на улицах и садовых дорожках, виднелись движущиеся цветные пятнышки…
Уэбб стремительно обернулся — семерых и след простыл. И пустыню как ветром сдуло. Местность, раскинувшаяся во все стороны, отнюдь не была пустыней — дух захватывало от ее красоты, от живописных рощ и дорог и неторопливых водных потоков.
Он опять повернулся в сторону города и присмотрелся к мельканию цветных пятнышек.
— Люди! — удивился он.
И откуда-то, неизвестно откуда, послышался голос Седьмого:
— Да, люди. Люди с разных планет. И люди из далей более дальних, чем планеты. Среди них ты встретишь и представителей своего племени. Потому что из землян ты здесь тоже не первый…
Исполненный изумления, Уэбб зашагал по тропинке вверх. Изумление быстро гасло и, прежде чем он достиг городских стен, угасло безвозвратно.
Уомпус Смит и Ларе Нелсон вышли к тому же холму много дней спустя. Они шли пешком — пескоход давно сломался. У них не осталось еды, кроме того скудного пропитания, что удавалось добыть по дороге, и во флягах у них плескались последние капли воды — а воды взять было негде.
Неподалеку от подножия холма они наткнулись на высушенное солнцем тело. Человек лежал на песке лицом вниз, и только перевернув его, они увидели, кто это.
Уомпус уставился на Ларса, замершего над телом, и прокаркал:
— Откуда он здесь взялся?
— Понятия не имею,— ответил Ларе,— Без знания местности, пешком ему бы сюда вовек не добраться. А потом, это было ему просто не по пути. Он должен был идти на восток, туда, где поселения…
Они обшарили его карманы и ничего не нашли. Тогда они забрали у него пистолет — их собственные были уже почти разряжены.
— Какой в этом толк! — бросил Ларе,— Мы все равно не дойдем.
— Можем попробовать,— откликнулся Уомпус.
Над холмом замерцал мираж: город с блистающими башнями и головокружительными шпилями, с рядами деревьев и фонтанами, брызжущими искристой водой. Слуха людей коснулся — им померещилось, что коснулся,— перезвон колокольчиков. Уомпус сплюнул, хоть губы растрескались и пересохли и слюны давно не осталось:
— Проклятые миражи! От них, того и гляди, рехнешься…
— Кажется, до них рукой подать,— заметил Ларе.— Подойди и тронь. Словно они отделены от нас занавеской и не могут сквозь нее прорваться.
Уомпус снова сплюнул и сказал:
— Ну ладно, пошли…
Оба разом отвернулись и побрели на восток, оставляя за собой в марсианских песках неровные цепочки следов.