Пес возник из темноты, уселся рядом с Человеком и тоже стал смотреть на деревню, кипение жизни в которой затихло в незапамятные времена. Блики пламени отражались на его лоснящейся шкуре, он был прекрасен, и в нем по-прежнему ощущалась некая первобытная, унаследованная от предков дикость. В конце концов он нарушил тишину, нависшую над миром и как бы проникшую в его естество.
— Хорошо,— сказал он.— Я редко развожу огонь.
— Огонь был первым шагом,— отозвался Человек,— первой ступенькой. Он для меня как символ.
— У нас, псов, свои символы. Они есть даже у пауков. А вот Шар не знает, что это такое.
— Мне жаль его,— проговорил Человек.
— Не растравляй себя,— посоветовал Пес.— Между прочим, Шар жалеет себя. Он жалеет всех, кто не похож на него.
— Когда-то мы испытывали подобные чувства,— сказал Человек,— но теперь уже нет.
— Пора улетать,— сообщил Пес,— Я знаю, ты хотел бы остаться, но…
— Я остаюсь,— перебил Человек.
— Ты не можешь,— возразил Пес.
— Я остаюсь,— повторил Человек,— Вы вполне обойдетесь без меня.
— Я предполагал, что ты останешься,— произнес Пес.— Принести твои вещи?
— Будь настолько добр,— ответил Человек,— Мне не хочется идти самому.
— Шар рассердится,— предупредил Пес.
— Знаю.
— Тебя накажут. Пройдет много времени, прежде чем тебя снова допустят к работе.
— Знаю.
— Паук скажет, что люди все чокнутые. Он постоянно говорит всякие гадости.
— Мне все равно,— откликнулся Человек,— почему-то мне все равно.
— Ну ладно,— проговорил Пес.— Пойду за вещами. Значит, одежда, книги и маленький саквояж, верно?
— И еда.
— Разумеется. Уж про еду-то я не забуду.
После того как корабль улетел, Человек стал разбирать вещи, которые принес Пес, и обнаружил, что тот оставил ему часть собственного продовольственного рациона.
Обитатели деревни жили спокойной, размеренной жизнью, не отказывая себе в удобствах. Многие устройства в домах разрушились от времени, все они давным-давно перестали действовать, однако догадаться, для чего предназначалось то или иное приспособление, не составляло труда. Люди прошлого любили красоту: у каждого из домов был разбит садик, тут и там попадались цветы или деревья, за которыми, по всей видимости, ухаживали, как за детьми, ибо они отличались либо изяществом форм, либо богатством и прозрачностью красок. Впрочем, вся забота канула в прошлое вместе с хозяевами домов, и теперь красота растений поблекла и приобрела ностальгический оттенок.
Деревенские жители были образованными людьми, о чем свидетельствовали ряды книг на полках. Увы, стоило лишь прикоснуться к книгам, как они рассыпались в пыль, и оставалось только гадать, какие сокровища мудрости хранили их страницы.
Среди зданий встречались такие, что, судя по всему, служили в старину театрами; имелись в поселении и громадные форумы, где, должно быть, проводились торжества и устраивались различные общественные мероприятия. Словом, несмотря на царившее вокруг запустение, в деревне ощущались мир и покой, упорядоченность и счастье, составлявшие некогда основу здешней жизни.
Но вот величия не чувствовалось. Не было ни огромных машин, ни мастерских по их производству, ни стартовых платформ, ни каких-либо иных указаний на то, что местные жители стремились к звездам, притом что они должны были кое-что знать о космосе — ведь их предки пересекли пространство, чтобы обосноваться здесь. Не было ни оборонительных сооружений, ни дорог, ведущих в другие поселения.
Улицы навевали покой, призрачный покой, балансировавший, если можно так выразиться, на лезвии ножа, покой, в котором хотелось закончить свои дни, но который отпугивал полной неопределенностью будущего.
Человек заходил в дома, продирался сквозь обломки мебели, смахивал пыль, разводил костры, ночевал под крышей, а перед тем как лечь спать, обыкновенно усаживался на покосившуюся скамейку или прямо на камень крыльца, глядел в небо и размышлял о том, что незнакомые созвездия над головой были некогда добрыми друзьями жившим тут счастливцам. Он позволял рассудку отвлекаться на частности в надежде, что это приведет однажды к открытию истины, но сам не прилагал чрезмерных усилий к ее обнаружению, ибо что-то подсказывало ему, что торопиться и беспокоиться не следует, поскольку спешка и волнение несовместимы с подобными поисками.