И не было дня с начала времен, когда бы где-нибудь в Галактике не полыхала война — не в одном созвездии, так в другом. Войны порождаются экономическими трудностями, хоть бывают и иные причины: неуемное честолюбие отдельных личностей и отдельных народов, странная тяга к гибели — психологический недуг, одолевающий порой целые цивилизации, высокомерная идеология расизма или религиозные догматы, если они оперируют понятиями крови и смерти вместо понятий любви и жизни.
А если постигнуть причины войн, классифицировать их? — подумал Шелдон. Наверное, можно найти какие-то общие закономерности, выявить факторы, ведущие к войне, и факторы, предопределяющие победу, коль скоро война разразилась.
Но предположим, что мы глубоко изучили проблему войны, изучили вызывающие ее причины и пути к победе. Предположим, что мы выявили все относящиеся к проблеме факторы в их взаимосвязи и более того — разобрались, какой вес имеет каждая группа факторов в сопоставлении с другими группами. Какова, например, роль присущей тому или иному народу изобретательности и его технологических достижений, как соотносятся здесь храбрость и логическое мышление, высота развития культуры и потребность сохранить и защитить эту культуру, как возникает ненависть к другим или, вернее, способность к ненависти — короче, как именно переплетаются факторы большие и малые, явные и скрытые, все слагаемые подготовки к войне и военной победы?
И каковы эти факторы, хотя бы некоторые из них, не в абстрактных категориях, а в конкретном воплощении? Что подталкивает культуру к войне? Что предопределяет победителя? Конечно же не только крепость стали и огневая мощь, не храбрость воинов, не искусство генералов и не материально-техническое обеспечение — и вообще не какое-то одно обстоятельство само по себе.
Могут иметь значение и всякие пустяки, мелкие, бытовые, вроде бы не имеющие прямого отношения к делу,— допустим, привычка сидеть на стуле, а не на земле и есть ножом и вилкой, а не руками. Или, скажем, похабные анекдоты, и более приемлемое на вкус спиртное, и тростниковая дудка лучшего качества. Потому что любая самая мелкая черточка затрагивает определенные принципы: улучшенная технология варки пива может подсказать путь к производству химических веществ, имеющих военное применение; извращенный ум, сочиняющий похабщину, можно приспособить к еще более пагубным пропагандистским целям; и даже знания, нужные для совершенствования музыкальных инструментов, можно применить для изготовления иных инструментов — уже не музыкальных, а смертельно опасных для жизни.
Не исключено, что именно такие «пустяки» способны привести к экономическим трудностям, чреватым войной, или привить какому-то народу чувства превосходства, нетерпимости и неуязвимости — те самые чувства, что могут направить его на тропу войны. И если мы наладили контроль за факторами, провоцирующими подобные «пустяки», мы получаем способность точно предвидеть момент вооруженного столкновения. И те же самые каждодневные, само собой разумеющиеся факторы и обстоятельства — плюс миллион, если не больше, других — определяют, какая из сторон, если уж война началась, одержит победу.
А разобравшись в этом, можно составить шкалу весомости всех факторов по отдельности, хотя их вес, как в карточной игре, будет то повышаться, то понижаться в зависимости от того, как легли карты в комбинации.
Шелдон встал и принялся мерить каморку шагами — три шага в одну сторону, три в другую.
Предположим затем, говорил он себе, что мы придумали игру — игру в войну, где все факторы, имеющие отношение к ней, представлены фигурками или фишками переменного достоинства. Предположим, что мы решили играть, вместо того чтобы воевать. Предположим, что такая игра способна решить, какая из сторон в случае войны одержит верх.
Далее предположим, что мы следим за развитием цивилизаций и за возникновением факторов, которые в конце концов приведут к войне. Предположим, мы обретаем возможность безошибочно судить, что, если развитие определенных факторов продолжится, война неизбежно вспыхнет через пять или через десять лет. А коли так, мы обретаем и способность отвратить войну, прежде чем она вспыхнет. Мы же видим опасные признаки и вычислили срок кризиса. И когда этот срок настает, мы не воюем, а затеваем игру.
Только, прервал себя Шелдон, все равно ничего не получится.
Мы можем сыграть и выяснить, чем кончится война, но что бы мы ни выяснили, факторы, ведущие к войне, никуда не делись, да и точка кризиса не переместилась. Мы оказались вновь там же, где и были; мы не добились ровным счетом ничего. Игра, пусть она и выявит потенциального победителя, не снизит экономических трудностей, даже не поколеблет их и кризиса не устранит.