Цезарь.
Не лги и этим грех не отягчай кровавый.
Того, чью отнял жизнь, лишить не пробуй славы.
Соперника не смей порочить моего.
Оправдывай себя, но не черни его.
Птолемей.
Пусть то, что думал он, одним богам известно,
Но все ж поверь: в войне, которую бесчестно
Он навязал тебе надменностью своей,
Мы, Цезарь, за тебя душою были всей.
Я счел, что должен смерть принять твой враг смертельный,
Коль скоро, движимый враждою беспредельной,
На что угодно он пойдет в борьбе с тобой.
Необходимостью я мнил поступок свой
Еще и потому, что понимал прекрасно,
Сколь милосерден ты и сколь это опасно:
Ведь если б в плен к тебе соперник угодил,
Его бы на беду себе ты пощадил.
Вот почему тебе без твоего согласья
Услугу оказал я на свое несчастье
И за тебя отдать осмелился приказ,
Который ты в вину вменяешь мне сейчас.
В усердии моем ты видишь злодеянье,
Но служба Цезарю — всем средствам оправданье.
Я обелить тебя сумел, себя черня;
Ты ж этим пользуйся и порицай меня.
Чем ниже уроню я честь свою, тем лучше,
Коль вознести тебя дает мне это случай
И жертвою моей, что долгом внушена,
Навеки будет власть твоя укреплена.
Цезарь.
Ты слишком, царь, хитришь. Оставь попытки эти
Изобразить себя в благоприятном свете.
Переусердствовал ты, устрашась того,
К чему стремится мир теперь сильней всего,
И у меня отняв из опасений вздорных
Единственный тот плод гражданских войн упорных,
Из-за которого вести и стоит их, —
Возможность, победив, простить врагов своих.
В борьбе, навязанной мне столь несправедливо,
Я движим лишь одной мечтой честолюбивой —
Честь отстоять свою и братьями опять
В сраженье сломленных противников назвать.
О, как бы счастлив был наш Рим многострадальный,
Когда бы на одной квадриге триумфальной
Помпея с Цезарем бок о бок увидал
И понял, что конец раздору их настал!
Не этого ли ты, усердствуя, страшился?
Не из-за этого ль убийцей стать решился?
Я милосердием тебя пугаю? Ложь!
Ты скоро, может быть, и сам к нему взовешь.
Когда б мой слух внимал лишь голосу закона,
Я, не считаясь с тем, что на тебе корона,
Равно как с напускным раскаяньем твоим,
Тебя казнил бы, царь, чтоб успокоить Рим,
И поменял бы трон на плаху ты мгновенно;
Но Клеопатры кровь столь для меня священна,
Что на твоих льстецов вину я возложу
И, как себя вести ты станешь, погляжу:
Ты оправдаешься, коль строго их осудишь,
А не осудишь — сам за все в ответе будешь.
Пока ж воздвигну в честь Помпея алтари,
Бессмертным за него молитвы сотвори
И жертвы принеси греха во искупленье,
А главное, найди виновных в преступленье.
Ступай, распорядись и дай возможность мне
С моими ближними побыть наедине.
Птолемей и египтяне уходят.
ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ
Цезарь, Антоний, Лепид.
Цезарь.
Антоний! Видел ты прекрасную царицу?
Антоний.
Да, видел и скажу: никто с ней не сравнится —
Столь непостижная рассудку красота
С высокою душой богами в ней слита.
Пленяет речь ее, глаза обворожают,
Черты величие такое выражают,
Что устоять пред ней ни в ком не станет сил.
На месте Цезаря я б сам ее любил.