Корнелия.
За что к душе такой
Меня, о небеса, вы полните враждой?
ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ
Птолемей, Ахилла, Потин.
Птолемей.
Как! Собственной рукой и сталью, что вонзилась
В Помпея, у судьбы попавшего в немилость,
Септимий на глазах у вас себя убил,
Когда от Цезаря с позором прогнан был?
Ахилла.
Да, царь, и смерть его показывает ясно,
Насколько Цезарю не угодить опасно,
Коль он и в бешенстве отнюдь не тороплив.
Не долог ярости неистовый порыв,
Но гнев, который в нас раздумье укрепило,
С теченьем времени лишь набирает силу.
Не мни, что Цезаря задобрить удалось:
Он просто сдерживать привык до срока злость.
Стяжал он власть мечом, но чист быть хочет ныне,
Помпея затравил, но славит по кончине
И склонен притязать, как видно по всему,
На честь отмстить за смерть, что выгодна ему.
Птолемей.
Ах, если б утром внял я твоему совету,
Дрожать бы не пришлось мне за корону эту!
Но столько мнений брать цари в расчет должны,
Что выбрать верное не всякий раз вольны.
У края пропасти судьба нас ослепляет
И если все ж на миг нам мысли просветляет,
То лишь затем, чтоб мы, вперясь в их ложный свет,
Скорей себе конец нашли в пучине бед.
Потин.
Да, царь, я в Цезаре ошибся, без сомненья,
Но если видит он в услуге преступленье,
Пусть кровь его теперь и смоет с нас пятно.
Другого выхода судьбой нам не дано.
Я больше не скажу, что следует дождаться,
Пока уедет он, и лишь потом сквитаться.
Нет, надо нам, коль мы хотим себя сберечь,
За смерть Помпея жизнь его врага пресечь.
Когда ж, за первым вслед, мы устраним второго,
Рим, недруг одного, равно как и другого,
Затем что для него тиран — из них любой,
Признает, что спасен от рабства лишь тобой.
Птолемей.
Да, лишь таким путем спасусь я от тирана,
Который для меня столь страшен стал нежданно,
Хотя обязан мне величием своим.
За римлян их судьбу вторично мы решим.
Мы в рабство ввергли их, теперь вернем на волю.
Своим могуществом не чванься, Цезарь, боле,
А лучше, на себя взглянув, уразумей,
Что так же смертен ты, как смертен был Помпей.
Он затмевал тебя, но все ж погиб бесславно,
А ты два раза жить не в силах и подавно;
Так вспомни, коль тебе его взаправду жаль,
Что сердце и твое пронзить способна сталь.
Громи, гневись, грози расправиться со мною
Не ты, а я твой Рим сегодня успокою,
Казнив за доброту жестокую того,
Кто и в царе щадит лишь кровь сестры его.
Не склонен я терпеть твое непостоянство,
Зависеть не хочу от сестрина тиранства,
Не допущу, чтоб стал мой трон в игре у вас
Наградой за любовь иль карой за отказ.
Тебя перехитрю я и в злоумышленье.
Ты мне велел сыскать виновных в преступленье,
И, верный твой слуга, нашел я в свой черед,
Что больше всех тебе такая роль идет:
Чья кровь, как не твоя, угодней манам мрачным{30}
Того, кто сыном был тебе по узам брачным?
Но мало проку гнев, друзья, копить в себе.
Пора подумать нам, как преуспеть в борьбе.
Пожалуй, сердцу зря даем мы распалиться:
Войска захватчика — хозяева столицы.
Что сделать можем мы? Как их опередить?
Достаточно ли сил у нас, чтоб победить?