Ахилла.
Мы сделать можем все, что для успеха надо.
В двух милях от ворот стоят мои отряды:
Я там, чтоб дать отпор любому мятежу,
Шесть тысяч воинов с недавних пор держу.
Подземный тайный ход ведет в их стан отсюда,
И с ними во дворец без шума я прибуду,
Чтоб Цезаря врасплох застать во тьме ночной,
Хоть стражей он себя и окружил тройной.
Над ним, воителем всемирно знаменитым,
Нам не возобладать, мой царь, в бою открытом;
Зато мы на пиру легко его возьмем,
Когда упьется он любовью и вином.
Народ за нас. Уже у самого причала
От возмущения тайком толпа ворчала,
Заметив, как пришлось склонить знамена нам
И раболепно дать пройти чужим орлам.
Я понял по ее озлобленному виду,
Как тяжко ей терпеть столь явную обиду.
Она пока еще молчит, свой гнев смирив,
Но подтолкни ее — и неизбежен взрыв.
А перебежчики, которых нанял в Риме
И под руку свою в Египте взял Септимий, —
Те жаждут с Цезарем расчесться наконец:
Презрев Септимия, их всех презрел гордец.
Птолемей.
Но кто ж на пиршестве приблизится к тирану,
Коль выставит и там он вкруг себя охрану?
Потин.
У римских воинов, наемников твоих,
Не так уж мало есть знакомых и родных
Меж теми, кто сюда с Корнелией доставлен
И жаждет, чтобы Рим от ига был избавлен.
Под слово честное их Цезарь отпустил.
Вот я с их помощью ему б и отомстил.
Он милосердным счел за благо притвориться
И льстить Корнелии, чтоб с Римом помириться,
И, значит, спутникам ее откроет вход
На пир, где кто-нибудь из них его убьет…
Но вот твоя сестра. В лукавстве изощряйся
И выказать испуг и слабость постарайся.
Мы ж оставляем вас — враждебна нам она
И, нас увидев здесь, была б оскорблена.
Птолемей.
Ступайте! Я приду.
Ахилла и Потин уходят.
ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ
Птолемей, Клеопатра, Ахорей, Хармиона.
Клеопатра.
Я с Цезарем видалась
И гнев его унять посильно попыталась.
Птолемей.
Великодушна ты, и я, твой брат родной,
Знал, что в беде сестра останется со мной.
Но что ж простилась ты с возлюбленным так скоро?
Клеопатра.
Уладить пожелал он самолично ссоры,
Произошедшие на стогнах городских
С легионерами у подданных твоих,
А я отправилась тебя уверить снова,
Что в безопасности и жизнь и власть царевы,
Что Цезарь, о твоих делах душой скорбя,
Полн жалости к тебе — не злобы на тебя.
Жалеет он, что внял ты тем политиканам,
Из-за которых царь становится тираном,
Коль им, чей низок род и чья душа подла,
Его рука бразды правленья отдала.
Тот, кто рожден слугой, повелевать не в силах.
Груз власти чересчур тяжел для плеч столь хилых,
И временщик под ним повергнется во прах,
Как на страну и двор нагнать ни тщится страх.
Птолемей.
Не стану отрицать перед сестрой своею,
Что плохо выбирал советников себе я.
Когда б послушался я тех, чей дух высок,
Я б от позора сан и трон свой уберег;
Считала б ты меня достойнее трикраты
Той дружбы, что всегда выказывала брату;
Помпея б Цезарь мог здесь, во дворце, обнять;
Принес бы миру мир Египет наш опять,
А царь его, склонив врагов забыть былое,
Им другом сделался б и, может быть, судьею.
Но так как прошлого уже не воскресить,
Я только вот о чем дерзну тебя просить:
Я притеснял тебя, но столь добра ко мне ты,
Что жизнь мою и трон уберегла за это.
Так превзойди себя: тобою быть должны
Ахилла и Потин от смерти спасены.
За ненависть к тебе они достойны мести,
Но казнь их повредит моей монаршей чести:
Коль Цезарь взыщет с них за мной свершенный грех,
Предателем навек я прослыву у всех.
Он в их лице меня подвергнет наказанью.
Уйми ж законное свое негодованье:
Ту, в чьей груди такой высокий дух сокрыт,
Кровь двух ничтожных слуг не удовлетворит.
Спаси их и мою признательность умножишь:
Ведь ты от Цезаря всего добиться можешь.