Выбрать главу
ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Те же и Ахорей.

Клеопатра.

Ужель все кончено и наши берега Багрянит кровь того, чья жизнь столь дорога?

Ахорей.

Владычица! Я был в порту, как ты велела. Измену видел я, я видел злое дело. Я видел, как убит великий человек, Чья гибель памятной останется навек, И раз ты хочешь знать о доблестной кончине Того, чья смерть на нас пятном легла отныне, Внимай, и негодуй, и волю дай слезам. Велел на якорь стать он трем своим судам И, увидав в порту триремы{23} на отчале, Решил, что царь и двор, которые узнали, Сколь переменчивой судьбой Помпей гоним, Уже, как долг велит, спешат на встречу с ним. Когда ж направился к нему лишь челн со свитой, Он понял, что его заслуги позабыты, И Птолемеево коварство разгадал, И страху над собой власть на мгновенье дал, Но тут же подавил в себе его сурово, С усмешкой бросил взор на корабли царевы И ограничился в опасности такой Тем, что Корнелию так и не взял с собой, Сказав ей: «Поглядим, с чем нам спешат навстречу, Но головой за все лишь я один отвечу, А ты, коль мне ее сегодня не снести, Беги и за меня потом с лихвой отмсти. Царь Юба даст тебе приют: он друг мой давный. Там сыновья мои, там твой родитель славный, Но если даже вдруг похитит их Плутон, Надежды не теряй, покуда жив Катон». Пока великий муж с женой прощался милой. Был к судну подведен зловещий челн Ахиллой, Септимий поднялся на палубу и вот От имени царя такую речь ведет На языке родном Помпея — по-латыни: «Сесть в этот скромный челн тебе придется ныне, Затем что под водой так много мелей здесь, Что крупные суда к земле нельзя подвесть». Не выдал, все поняв, герой ничем тревоги, Простился с ближними, приказ им отдал строгий Не провожать его и сел бесстрашно в челн, Привычной доблести и перед смертью полн. Все с тем же царственно невозмутимым ликом, С каким короны встарь давал земным владыкам, Глядел он на убийц, теснившихся кругом. Был лишь отпущенник его Филипп при нем. Рассказ Филиппа здесь и повторил точь-в-точь я, Все ж остальное сам, увы, узрел воочью, И даже в Цезаря, клянусь, печаль вселит Столь горестный конец того, кто им разбит.

Клеопатра.

Вселить ее в меня не бойся: знать должна я, Как умер тот, о ком заране я стенаю.

Ахорей.

С земли смотрели мы, как он в челне сидел, Предвидя, что ему назначен за удел, Коль скоро говорить — и то с ним избегают. Но вот и суша. Встать Помпею помогают, И тут к убийству знак, схватив кинжал стальной, Ахилла подает у гостя за спиной, И в грудь разят того, чье всюду славно имя, Септимий негодяй с тремя людьми своими, Такими ж римскими наймитами, как он, И яростью их сам Ахилла поражен.

Клеопатра.

Отмстите за него, но смилуйтесь над нами, О боги, вздувшие войны гражданской пламя! Хоть преступление в Египте свершено, Руками римскими содеяно оно. Но что сказал, как вел себя Помпей злосчастный?

Ахорей.

Полою тоги он лицо закрыл бесстрастно, Чтоб жребий свой принять с покорностью слепца И взор не устремлять до самого конца С мольбой о помощи иль мести к небу, коим Допущена была расправа над героем. Пред смертью он сумел ни звука не издать, Чтоб слабостью своей убийц не оправдать. Под их ударами застыв, как изваянье, Он вспоминал свои бессмертные деянья И не унизился до гнева на того, Кто в низости своей велел убить его. Изменою наш царь ему лишь придал славы, И был последний миг им встречен величаво: Негромко он вздохнул и, пав на дно ладьи, Среди толпы убийц окончил дни свои. Увидев, что на борт Помпей чело откинул, Из ножен острый меч Септимий гнусный вынул, И голову отсек, и поднял на копье, И гордо, как трофей, Ахилле дал ее. Затем, переходя в кощунстве все пределы, Злодеи подлые швырнули в волны тело, И бесприютный прах далеко от земли По прихоти своей стихии унесли. Все это с корабля Корнелия видала. В отчаянье она металась и рыдала, Но воплем жалостным супруга не спасла, И руки к небесам бессильно вознесла, И рухнула, лишась сознания от горя. А спутники ее, поняв, что только в море Удастся, может быть, им жизнь свою спасти, На весла сели вновь и принялись грести. Но им не даст уйти Септимий от кончины. Злодейство он свершил, но лишь до половины И, чтоб не потерять плоды своих трудов, Вслед беглецам ведет полдюжины судов. Тем временем спешит Ахилла к Птолемею, И на его трофей народ глядит, бледнея. Небесный гром гремит в ушах у одного; Другому кажется: земля у ног его Разверзлась, чтоб отмстить за это преступленье; Все стонут в ужасе и умопомраченье, Затем что чувствуют: безмерная вина С безмерной карою всегда сопряжена. Филипп же с мужеством, особо благородным В рабе, который стал не так давно свободным, На берегу морском вперяет в волны взгляд, Надеясь, что они останки возвратят, И он обряд свершить сумеет погребальный, И в урну поместит Помпеев прах печальный, И скромный памятник соорудит над тем, Чье счастье и успех внушали зависть всем. Но, вслед Корнелии летя к владеньям Юбы, Септимий и его наймиты-душегубы Вдруг видят Цезаря несчетные суда…