не судить, но оправдать,
решили вы актера двух ролей.
Двух смертей, не избежать,
сцена окончена,
прошу всех встать
кто не лицедей!
Атрокс окончил свою длинную речь. Зрители встали с мест и начали бурно аплодировать. На лицах их читалось одобрение, восхваление, будто марионетки. Ликование продлилось до тех пор, пока человек с седыми волосами и ангельским ликом не скрылся за кулисами. Он никогда не ощущал ничего подобного, ему радовались, его внимательно слушали, чествовали словно героя, также он чувствовал в малой мере чувство обреченности и неприязни, ведь это не его жизнь, привыкший к одному, никак не может свыкнуться с другим, противоположным. Смысл его слов произнесенных со сцены довольно прост; все мы двуличные, потому что, не в равной степени, но все же, творим добро и зло, представьте, вы помогаете человеку, а затем требуете у него вдвойне, сначала очистились, потом испачкались. Двуличие, сегодня ведете себя так, вчера по иному, относитесь к людям так, а к оным по-другому. Мы все таковы, вот человек, заботящийся о своей семье, призывается на войну, и там убивает такие же семьи нажатием одной кнопки или своеручно, если бы мы были добры и только. Понял ли кто это, должно быть нет,
Изменения в нем произошли некардинальные, коего свыше предостаточно.
Дидактически сложилась общая пропорциональная закономерность последующих событий, поменялось многое, за исключением духовного строя. Нарушается баланс, при смене дисциплин, оболочек. Другими словами камень, упавший в водоем, соприкасаясь, воспроизводит круги, волны, расходясь по поверхности, это взаимодействие. Внешность, контактность, обе есть составляющие благополучного взаимодействия между личностями, убрав первое, вызовет недоверие, второе сделает из человека картинку, рамки успеха не так строги, как кажутся. Одно ясно, Атрокса приняли, некто даже предложил ему играть в театре, наравне с другими актерами, зрители приняли на ура, подумав о таланте коего. Продолжение пьесы после его ухода оказалось чересчур скучным. Его искренность признали за литературный прием, вид театральной постановки, основанной на показе семи смертных грехов. Смысл не коснулся их, потому и повторное представление было отклонено, или он ловко ушел от ответа, не сказав ничего конкретного. Многие оборачивались с широко раскрытыми глазами, шепча немыслимые только что придуманные сплетни, грезили о личном знакомстве, дамы поставили его в начало своего списка претендентов на замужество, пузатые джентльмены, молча, завидовали ему. Славой может обзавестись как добрый человек, так и злой. Атрокс под общее восхищение, обласканный светским обществом, вышел незамедлительно из театра. Около стены сидели те же нищие, укутавшись в его пальто, увидев, испугались, узнав по волосам, съежились, ожидая кары.
Нищенка еще долгое время держа мешочек в руке не могла прийти в себя, совсем недавно они гнали и проклинали его, а он простил их, и более того вознаградил. Разве есть ли в них вина в его уродстве? Атрокс винит лишь себя одного, но отныне позабудет, отныне захлестнут его жалкую персону волны роскоши возможностей. Мир для него открыт, принимает с распростертыми объятьями, идеологию его отрицает и всё также значимость красотою измеряет.
Конец первого акта.
Этюд первый. Немыслимое
Пять тысяч лет, пять тысяч снов,
Печать печали на челе,
усталый взор, и волос в седине,
Мудрец, сидящий на скале,
взирал на крепости основ,
Смертных семь грехов изучал наедине.
Мантией покрыт небес,
в деснице посох пастуха,
Пастырь без овец,
душ человеческих безмолвный чтец.
Явился, в мгновение исчез,
ведь смертное есть прах, труха.
Трепещет жизнью околдован,
потерявший обретет,
Немыслима ему лишь та,
хранят тела, в коих заключена,
бессмертная душа,
Неподвластная жнецу.
Почему вечна не он, а она,
под коей стаи воронов кружа,
Клюют, печень поедая,
не убьют, улетают прочь стеная.
Духи зла стерегут добычу,
искушая, на лезвии ножа,
Учуяв грязь, спешат ею умыться,
цели страстей преумножая.
Над крепостями слетелись духи,
покрыв туманом собственный удел,
И не смел, мудрец прикрыть златы очи,
оторопел, перстом отверз тот мрак,
Явственно воззрел,
псалом средь гор гулко он пропел.
Камень крепок стен падших городов,
сей валуны, оправданья слабости они, знак
Заблуждений и пороков,
из ветхих тех истоков,
не искоренены, а упразднены,
Законом людьми наречены,
инстинктами естества,
Потому-то и прочны,