Далее мое воспоминание смутно.
Память ведет себя скромно, но произошло то,
что я никогда не забуду, даже перед шпагой.
У графа был сын зрелых лет, графиня была прекрасна словно лилия.
Гармония скрепила их союз, венцами церковных брачных уз.
И вот однажды решает представить невесту своему сыну,
знатную госпожу.
В то время в замке расцветала, цвела, никогда не увидала идиллия.
В коридорах можно было восхищаться пением муз;
но свалился на поместье тяжкий груз.
Там в темницах, я вас провожу и покажу.
* * *
Взяв лампу, старик предстал, и направился к подземелью.
Он был решителен и тверд; не задумываясь, я последовал за ним.
Но чем ближе мы приближались к запретной двери.
Тем громче ветры засвистели, или призраки завыли лютою метелью.
Всю дорогу я был по привычке нем.
Пожилой слуга, дверь ржавым ключом, отворил,
и мы услышали, как заскрежетали зубами звери.
Не люди, точно не они; спустившись по лестнице сырой и скользкой,
К удивлению мы оказались в подземном царстве совершенно одни.
Королева здесь плесень, а король зловонный смрад
и духов невидимый парад,
Карнавал беснующихся убийц, они, пошли по дороге мерзкой.
В лампе стали понемногу тускнеть огни.
Далеко уже за полночь, скоро утро, я был этому несметно рад.
Поморщив лоб, старик, стер рукавом рубахи хладный пот.
Но был спокоен, и единственный свет уверенно в руке держал.
Подземелье не освещал, будто боялся разбудить спящих стражей.
Не сотрясая лба, прищурился, словно чеширский кот.
Ветер, всё также стонущим голосом кричал.
Будто, о ком-то тосковал, в эту минуту я его как никто понимал,
подпоясанный стужей.
Мрачным казался его взор, а его тело словно растлевал проказы мор.
Сияние трепыхалось и все казематы, тюрьмы,
орудия пыток освещались.
Будто показалось, но нет, здесь свершилось зло.
В объятьях ночи оставался двор,
свидетелем света с тьмой извечных сор.
Что-то ужасное предвещалось,
Словно что-то надвигалось, мстительное зло.
Старик:
Мой господин, я должен вас предупредить, о том,
Скорей сказать, о ней, о виновнице всех в замке тех смертей.
Это произошло еще тогда, когда граф был жив,
Но вскоре невеста предстала перед сыном;
и он, как водится, был пленен.
Госпожа осталась в замке; прошло несколько ночей.
Помню, сейчас, как никогда, когда из них никто не остался жив.
Маркиз Парадиз:
К чему ты клонишь,
Кого ты всем сердцем желаешь нарочно оклеветать?
Моих далеких родственников, ту знать, благочестивую, так что же?
Весь этот маскарад, подумай, сколько в этом мире ты стоишь.
Так скажи кто она, та госпожа, я желаю знать!
И пускай эти знания не будут пригожи, но всё же.
Старик:
Анетта, та невеста, и ей поныне сто тринадцать лет.
Вы подумаете чистый бред, но, увы,
это чистая, правда, словно утренняя роса.
В темницах она хоронила все свои жертвы,
невиновные колосья ее жатвы.
Но мы с вами будем спасены, когда взойдет рассвет.
И вы совершите нетрусливый, но побег,
или останетесь и высохните, словно виноградная лоза.
Здесь в подземелье костяные стены, читающие сутры.
Маркиз Парадиз:
Ты пытаешься, опорочить ангела,
Что прислана мне самими небесами,
как утешенье за вечную печаль.
Я не верю изреченному тобою слову, ты лжец или глупец.
И раз Анетт убийца, так почему же ты остался жив,
под взором святого правителя?
Знай же, я не поставлю под твоими словами ни подпись, ни печать.
И может не она, а ты, тот, пресловутый выдуманный жнец?
Старик:
Мой господин, поверьте, от этого зависит ваша жизнь и ныне,
Поверьте, не рассчитывайте на легкомысленную удачу.
Скорее уезжайте, так необходимо, послушайте старика.
Мой господин, поверьте, этой вечной причине.
Я знаю, что для этого мира я ничего не значу,
Но вы; постойте, не уходите…
* * *
Но я его уже не слушал; поднялся по лестнице наверх,
а из темницы раздавался тихий гул.
Был не зол; но обеспокоен; одурманен любовными женскими духами.
И духами посланниками обескуражен;
боролся с невидимыми врагами.
Вышел в холл; направился в свой кабинет,
не покидая парадоксальных дум.
О том, что мы, люди, ходим под одинаковыми небесами,
Но поступаем, все, иначе, наделены разными по применению руками.
Сон клонил меня в постель,
в сновидения бескрайних безоблачных степей.
Глаза слипались; вот коридор, портреты, словно клоуны улыбались.