Подвиг ленинградских писателей, журналистов, издателей, полиграфистов с особой остротой был оценен Ю. В. Маретиным, когда он по роду своих занятий и профессии знакомился с культурным бытом Вьетнама. В годы войны против американских агрессоров типографии там были переведены в джунгли и работали под бомбежками, под огнем напалма. Но в этих типографиях выходили в те трудные для вьетнамского народа дни книги советских писателей, романы русских классиков, даже «Фауст» Гете, даже книги великих американцев — Марка Твена, Дж. Лондона, Э. Хемингуэя. Может быть, героизм осажденного Ленинграда и через двадцать лет оставался примером для братского народа?..
Холодной весной сорок второго года по пустынным улицам истерзанного блокадой Ленинграда шел морской офицер. Правда, тогда еще не существовало в Красной Армии такого слова — офицер, и это следует здесь отметить, потому что человек, о котором идет речь, в своей писательской работе строго заботился о правильном употреблении слов. Итак, по улицам и набережным Ленинграда шел военный корреспондент Лев Васильевич Успенский. И направлялся он в книжный магазин, где, как он узнал, получены экземпляры только что вышедшей его книги «Рассказы о невозможном». Успенский не думал в тот день о грядущей победе, о том, что книга его встанете ряд библиографических редкостей, в ряд книг-бойцов. Просто автору хотелось увидеть свое новое детище.
А невозможным прежде всего представлялось то, что на исходе самой тяжкой первой блокадной зимы в осажденном городе появилась книга для детей.
Разумеется, в ней содержались рассказы о войне, о подвигах защитников Ленинграда, о легендарном бронепоезде «Балтиец» — для конспирации он именовался «Борисом Петровичем». И книгу раскупили быстро. И никому в голову не пришло пожалеть, что напечатана она на скверной серой бумаге и снабжена такой же серой обложкой. Разве это имело значение?
Книга «Рассказы о невозможном» печаталась в Москве, но по существу она родилась в осажденном Ленинграде. И поэтому на титульном листе стояло: «Москва — Ленинград, 1942».
В те дни труд печатников стал таким же тяжким, как и любой труд. Когда перестала подаваться электроэнергия, рабочие вручную крутили печатные машины, а ведь для этого требовались силы! На одних предприятиях начинялись взрывчаткой снаряды и мины, на других — одевалась в обложки «взрывчатка» книг.
Работницы-печатницы типографии имени В. Володарского жили в мире, который вполне мог бы казаться им иллюзорным. На одной машине печаталась книга академика Е. В. Тарле «Крымская война», в другую закладывались разноцветные листы специальной бумаги, обладавшие силой гипноза. Прямоугольник такой бумаги, выходя из машины и укладываясь в аккуратную стопку, концентрировал в себе вопрос жизни и смерти. Потому что, пройдя печатный пресс, он становился продовольственной карточкой. Каждая карточка давала надежду, манила квадратиками-талонами, где стояло «хлеб», «сахар», «жиры»… Прихватить один-другой листок, отпечатать лишний — это было, очевидно, несложно. К тому же работниц не проверяли — некому было их проверять. Они сами решали проблемы долга и чести. Мы знаем теперь, как ленинградские женщины их решали: некоторые из них падали и умирали от голода здесь же, возле печатных станков, рядом с разноцветными стопками продовольственных карточек.
Сорок второй — завершение первой фазы войны. «В первой фазе войны мы писали очерки, новеллы, рассказы», — сказал Всеволод Вишневский на выступлении в Ленинградском отделении Союза писателей в августе 1943 года. Иногда эти очерки, рассказы, статьи публиковались сначала в газетах, а потом составляли сборники. В Ленинграде вышло несколько таких сборников (их выпустил в 1942 году Госполитиздат) — публицистические выступления М. Шолохова, И. Эренбурга, Вс. Вишневского, Н. Тихонова, А. Толстого, Д. Заславского. В статье «Июнь», перепечатанной из газеты «Красная звезда», Илья Эренбург писал: «Россия в гимнастерке, обветренная и обстрелянная, — это все та же бессмертная Россия, Россия Пушкина и Россия Ленина, и эта новая Россия — она заглянула в глаза победе…» Шел еще только сорок второй год, а лучшие писатели и публицисты страны понимали, что победа будет завоевана во что бы то ни стало.