Наследник Учиха под пристальными взглядами глубоко вздохнул, решительно выпрямился, и заговорил:
— Все началось с того, что мы с Хаширамой подружились…
========== Часть 18 ==========
Эта женщина возникла в лучах заката, словно злой призрак — полуседые волосы, истощенное лицо с ввалившимися щеками, синяки вокруг запавших глаз. Шагнула из-за камня, медленно развела руки, демонстрируя мирные намерения: кисти отогнуты вверх, пальцы расправлены — такое положение не дает тайно сложить печати, да и чакру немного блокирует. Тобирама аж подпрыгнул, заметив ее — чужая чакра совершено не ощущалась.
— Ты — Тобирама, верно? — спросила она, с улыбкой глядя, как Сенджу принимает защитную стойку. — А я новая жена твоего отца. Проводи меня к своим.
Дальнейшее в памяти младшего Сенджу оказалось смазанным, точно картина, залитая водой. Вот он входит в пещеру, где брат и Учиха готовят еду, и из-за спины внезапно веет чем-то настолько мощным и чуждым, что он может только упасть ничком, закрывая руками уши, и потерять сознание.
Очнулись все четверо уже в обычном лесу. В зимнем лесу — но, как ни странно, не чувствуя холода. Женщина сидела рядом, помешивая кашу в большом котелке, кипевшем сам собой, без огня. С мясом, — определил Тобирама, сглатывая слюну. Хоть он и не голодал в пещере, однако, есть ему хотелось часто, и вкусный запах мясной каши заставил живот заныть.
— Не надо, — внезапно сказала она, и Сенджу вздрогнул, вспоминая, что незнакомая куноичи может быть врагом. Мало ли, что она про отца сказала… да и с чакрой творится что-то странное, как будто она расходуется, но Тобирама ведь не творит никаких техник… — На меня не получится наложить гендзюцу. Тебе не хватит ни сил, ни опыта на это. И потом, я вам не враг — просто не было времени объяснять, что у нас сейчас происходит.
Рядом зашевелились: Изуна приподнялся и сел с обиженным выражением лица.
— Разбудите братьев, — как ни в чем не бывало, продолжала куноичи. — Пообедаем, и я расскажу вам новости и планы. Да, кстати, чакру с вас тянут согревающие печати — оказавшись в зимнем лесу из жаркой пустыни, вы рискуете заболеть, а на это сейчас нет времени.
Дождавшись, пока все четверо, изрядно растерянные, рассядутся вокруг котла, она заговорила снова, поведав, что раннего детства служила во внешней разведке клана, а заодно обучалась целительству, что приходится сестрой главе клана Учиха и женой главы клана Сенджу. А в мире идет большая война, причем воюют не их родные кланы, а большие страны при поддержке всех своих шиноби. Страна Огня с большим трудом отразила нападение, ее шиноби под давлением извне объединились, ибо иначе им грозило полное уничтожение по одиночке… и это уничтожение грозит им по-прежнему. Слишком много было потерь, слишком мало осталось сил… да и голод становится все сильнее. Некому ни выполнять заказы, ни даже делать их — ведь поля разорены, и что деньги, если нечего есть даже богатым?
— Склады в пещере! — воскликнул Хаширама. — Те свитки…
— Именно, — согласилась женщина. — Я захватила с собой несколько штук. Вы принесете их кланам — этого хватит, чтобы протянуть несколько дней, пока мы не уговорим их всех отправиться в Убежище — или хотя бы отправить туда слабых.
— Вы хотите…
— Того, о чем ты мечтал. Мира между кланами. Прочного мира — а этого не добиться ни речами… ни силой. Нужны выгода и страх… да, страх… — задумчиво проговорила женщина. Тобирама, завороженно слушавший тихий голос, моргнул, поежившись от ощущения странной нереальности — словно в гендзюцу. Но вокруг была реальность — как бы он ни проверял ее на истинность.
— А теперь нам надо сделать вот что, — встряхнувшись, заговорила женщина. — Вернувшись к своим, вы расскажете, как подружились, и как однажды, тренируясь вместе, обнаружили, что ваша чакра, взаимодействуя, открывает некий ход, который вы решили исследовать — я потом покажу вам, как правильно проводить слияние, открывая путь… попав в мир пустыни, вы обнаружили, что не можете вернуться, и все прошедшее время искали способ это сделать. От голодной смерти вас спасло убежище, в котором вы нашли символы обоих кланов. Наконец вы выбрались и теперь желаете помочь своим, но проникнуть в убежище в одиночку не можете — нужно обязательно взаимодействие с членом другого клана. И в том вы видите знак свыше для прекращения войны…
Гендзюцу постепенно растворялось. Дети оживлялись, становясь все более любопытными, она терпеливо отвечала, остатками чакры передавая им тень своего настроения — спокойного тихого счастья.
Тысяча лет ожидания подошла к концу.
Больше ничего не надо делать, все кончено. Прятки во временно-пространственных карманах, игра в сёги фишками-людьми, сохранение равновесия между сотнями мелких кланов, работа незримого хранителя для кланов, попавших в беду и рискующих быть уничтоженными, палка для ставших слишком сильными и наглыми, и вечное, упорное, неизменяемое вбивание в дурные горячие головы простого правила, которое должно стать рефлексом для шиноби и законом для — в будущем — единого народа.
Война — это не слава и подвиги. Не героизм отдельных личностей. Не столкновения полководцев перед войсками — когда побежденный и победитель уважительно кланяются друг другу и уходят решать чужие судьбы.
И конечно, война — это не подсчет обид, накопившихся за все время Эпохи Рикудо. Кто там кого прокатил с наследством, кто у кого увел невесту, кто кого ограбил или пришиб в случайной драке — война не должна быть способом мести.
Война — это зверь. Жадная пасть, которой сколько ни дай — все мало, и в конечном счете она пожирает всех — и тех, на кого ее натравили, и тех, кто спустил ее с цепи. Работа еще не закончена — закон еще не вошел в жизнь, как обычай приветствовать друг друга при встрече, не прописался в крови и костях… но теперь ей будет легче. Теперь она не должна работать с оглядкой через плечо…
…Даже странно, как легко далась победа.
Это случилось после боя с отрядом Земли, в котором она впервые за тысячу лет использовала высший шаринган. Полгода в селении Сенджу — и в постели с сильнейшим из лесного клана — достаточный срок, чтобы близость чакры определенного свойства запустила «традиционный» процесс преобразования. Ну а дальше требовалось лишь полыхнуть измененной чакрой поблизости от места, где юный Хьюга пару месяцев назад заметил «странное». И готово — тупая тварь почуяла и примчалась, и попыталась к ней подселиться, без указки хозяина не разобравшись, что цель изменилась. И угодила в печать, где ей предстояло «перевариваться» в агрессивной чакре до полного растворения.
К последнему бою она готовилась так же тщательно, как мастера церемоний готовятся к коронации дайме. Что, впрочем, было практически незаметно со стороны — в отличие от суеты, сопровождающей праздники высокородных. Вот когда пригодилась самурайская невозмутимость, которую пришлось долго воспитывать в себе. Просто на полдороге к лагерю беженцев выйти вперед отряда, разведывая путь — да и шагнуть из стылого зимнего леса в пустыню — на раскаленные камни, выжженные солнцем и техниками… так давно, что остаточный чакрофон рассеялся без следа. Никакой сенсор не почуял бы здесь следы старых боев — как будто от начала мира были безжизненны эти скалы.
Шагнуть — и сместить мир, выводя из временного потока, окончательно отрубая связь с недавно покинутым — одновременно дружелюбно улыбаясь вскочившему навстречу беловолосому мальчишке и накидывая на него гендзюцу. Верь мне, мальчик. Доверяй. Веди меня к своим братьям.
Гендзюцу…