— Мы не слабы!
— Этого мало.
Мало? Четверку Наследников Конохагакуре звали сильнейшими шиноби страны. Особенно, если вспомнить Хашираму Мокутон, известного тем, что его талант был настолько демонстративно мирным, что стал почти что символом мирной политики деревни. Что может быть демонстративнее садов, выросших на выжженной, отравленной земле? Домов, воздвигнутых на руинах?
То же, что мокутон способен убивать, тщательно скрывалось. Хаширама сражался мечом, техниками дотона и суйтона, был мастером тайдзюцу, как и отец… и его брат, и его друзья были не слабее. Суйтон и райтон Тобирамы, катон Мадары, иллюзии Изуны… они были сильнейшими в стране Огня, и… этого было мало?
— Да. Подумайте сами — прежде, когда воевали кланы, их войны были, если взглянуть беспристрастно, малы. От свары двух мелких помещиков за рисовое поле порой больше шума, чем было от наших боев. А теперь у нас есть деревня, большая деревня на службе у нашей страны, и я готова поклясться, что вскоре нашему примеру последуют и другие. Объединятся между собой, заключат союзы со своими дайме, возьмут себе на обучение детей-сирот из городов и крестьянских селений, восстановят силы, и обрушатся на нас уже не волной разрозненных диверсантов, а единым кулаком, ударом, который мы можем выдержать, а можем и не выдержать — прогнуться, потерять едва накопленные влияние и силу…
— И что ты предлагаешь, тетя? — спросил Изуна. — Не зря же ты начала этот разговор.
— Не зря, — Сэй тихо вздохнула и на лице ее промелькнула грусть. — Есть ритуал, который может помочь… секрет одного малоизвестного храма, созданный в ответ на вопрос: что было бы, если б в момент важного выбора человек поступил не так, как поступил в жизни… он позволяет прожить как бы иную жизнь.
— И чем это поможет? — спросил Мадара.
— Тем, что ты и Хаширама, сражаясь друг с другом всерьез, могли бы стать гораздо сильнее, чем соревнуясь в дружеских поединках…
— Нет.
Мадара съежился, как от боли, и она заметила, как он на миг переглянулся с Тобирамой, в глазах которого мелькнули тревога и страх.
— Но, брат… это ведь не станет правдой, — с неуверенностью произнес Изуна. — Просто посмотреть, как было бы, если…
— Нет! Я и без этого хорошо представляю, что могло бы случиться! — отрезал старший Учиха. — Простите, госпожа Сэй…
— Я не настаиваю, — примирительно улыбнулась женщина. — В конце концов вы и так очень сильны. Справлялись же как-то раньше, глядишь, справимся и впредь. Еще чаю?
***
Никто не скажет, что она не сделала все, что могла.
Тобирама выжил. Он даже — через полгода или год — сможет ходить и видеть. Но шиноби ему не быть — чакросистема выгорела на корню.
Надо же было ему попасться в эту ловушку…
Что ж. Конечно, она не скажет, что данное обстоятельство стало следствием слабости Мадары и Хаширамы. Они опоздали, они не сумели помочь на месте, тащили в Коноху от границы Молний, спешили, как могли… и она сделала все, что могла.
— Жаль, — прошептала ее помощница, жена Хаширамы, тихая женщина из клана Хьюга. — Такой сильный… и такая беда.
— На всякую силу найдется большая сила, — философски заметила Яманака, одна из жен Изуны. — Жалко, что теперь вместо Четверки-из-Конохагакуре будет Тройка. А там, глядишь, и в Двойку превратится… мой-то супруг, храни его боги, все же слабее старшего брата. Боюсь я за него — лезет ведь вслед за Мадарой в самый огонь…
В комнате тишина — шумоподавляющие печати. Хорошая такая тишина, гулкая. И в этой тишине она тихо бормочет:
— Я должна была настоять… а, ладно, займемся перевязкой. Хьюга-сан, подайте дезинфицирующий раствор.
А под окном больницы — как когда-то, в не-бывшей истории — стоит Мадара. Стоит и слышит.
Конечно же, он пришел. В полдень, когда Буцума был в администрации, а дочь в академии, он пришел вместе с братом и Хаширамой…
Да. Она проведет ритуал. Пусть ее семья избавлена от закулисного паука, этот мир еще не избавлен от опасности. Еще есть те, кто захочет поживиться их ресурсами, сделать их марионетками или даже просто уничтожить…
Парадоксальный вывод: чтобы не было войны, не должна прекращаться битва.
— Вы изменитесь, — говорит она, разливая чай. — Не знаю, как… но это будет больно.
— Я не боюсь боли, — вскидывается Мадара. — Я хочу защищать своего друга! И это не изменится…
— Я хочу научиться исцелять такие раны, — шепчет Хаширама. — Я… был беспечен. Думал, что время есть… расслабился. И упустил… теперь, пока я полноценно освою технику восстановления чакроканалов, время будет упущено, и Тобирама не сможет восстановиться. Если это быстрый способ… мне плевать на боль.
— Боюсь, это не физическая боль… — она бросает взгляд на Изуну, чьи горящие глаза подтверждают готовность пойти на риск опасного ритуала. Ради Тобирамы. Забавно…
— Я знаю, — отвечает мастер гендзюцу. — Я справлюсь.
Она не сомневается в этом. Нет того, с чем не справился бы шиноби, знающий свою слабость — и свою силу. Но истинная сила, дар смешать иллюзию и реальность, заменив одно на другое… она еще спит. Проснется ли? Сумеет ли он увидеть сокрытое в ней? Сможет ли не потеряться в отражениях несбывшегося? Хотя, о чем речь…
Он должен. Именно он, и никто иной, станет глядеть во тьму, если когда-нибудь ее глаза погаснут.
========== Часть 23 ==========
— Так значит, вы из будущего.
Изуна не спрашивал. И сам не знал, почему нарушил молчание, почему вообще решил остаться — хотя, идти за рыдающим Хаширамой и утешавшим его братом определенно не стоило. Они, конечно же, не поняли, с кем имеют дело — слишком их потрясло увиденное. А ему, мастеру иллюзий, стыдно было бы не догадаться…
Женщина молча протянула ему влажный платок — утереть кровь на щеках, выступившую от пробудившегося Мангеке шарингана. Изуна принял ткань, коснувшись чужих пальцев — и наконец-то в полной ощутил движение чужой громадной силы. Мощи, которая как будто бы и не могла принадлежать человеку… мощи, копившейся тысячу лет…
Сейчас он осознавал нечто, имеющее право именоваться «божественным».
— Я не претендую на звание Ками, — сказала она.
— Вы мой потомок, — невпопад откликнулся он.
— Твоя линия выжила в веках.
— Учитывая, сколько вам лет, «в эпохах» — самое подходящее определение. Это так странно, госпожа Сэй. Кстати… могу ли я узнать ваше настоящее имя?
— Не все ли равно теперь? Я не хочу вспоминать.
— Я понимаю… и еще я теперь лучше понимаю ваше… странное отношение к Сенджу.
— Редкие звери, — согласилась она. — Мне было интересно, какие они — настоящие. Я-то знала лишь вздорную старуху…
— Теперь вы счастливы? Победив нашего врага, помирив кланы и выйдя замуж за Сенджу?
— О да! Хотя, Буцума порой невыносимо упрям, но мне с ним хорошо. Это как раз тот мужчина, с которым я могу почувствовать себя женщиной и домохозяйкой, а не живым памятником легендарному клану психопатов. Не соперником за нелепое звание. Не «боевым товарищем», о, ты не представляешь, насколько женщины Конохагакуре моей эпохи стремились превратить себя в нечто бесполое, именовавшееся «боевым товарищем»…
— Глупо.
— Стремясь быть сильными, они утратили существенный аспект силы, данной им от природы… впрочем, ну их. В нашей деревне все будет иначе.
— Вы считаете, что мы сможем сделать лучше?
— Должны. Не зря же людям даются разум и опыт. Пойдем в дом?
Дом главы клана Сенджу был выстроен в новой манере — на каменном основании, с укрепленными стенами из мокутоновой древесины, с тяжелыми бамбуковыми перегородками внутри. Большая комната «для всей семьи», спальня, детская, комната для вещей, комната для работы с тремя низкими столиками, хозяйственное место — для приготовления еды и мытья посуды… так сейчас строили многие. Основательно, на долгие годы. На поколения… на века…