Машина заехала сначала за Сергеем, потом за Александром.
Сергей располагался на заднем сиденье. Он улыбнулся широко и, как показалось Александру, властно. Жестом пригласил Сашу сесть рядом. «Привет!» — сказали они одновременно и вместе улыбнулись.
Актеры — ведущий и ведомый — помчались на дачу к режиссеру, которая находилась на знаменитой Николиной горе, где издавна селилась художественная и политическая, а сейчас и «экономическая» элита.
Приехали актеры в полной темноте. Сильвестр выбежал за ворота, услышав стук закрываемых дверей такси, и подбежал к машине. Не здороваясь, сунул шоферу тысячную купюру, задумался на секунду, дал еще сотню, и, приложив палец к губам, зашептал Сергею и Александру:
— Тс! Все спят! Репетировать будем в погребе!
В темноте было не разглядеть, сколькиэтажный дом стоял перед Александром и Сергеем. «Что-то около трех-четырех», — решил Саша.
Режиссер закрыл ворота. Жестом он позвал за собой артистов и жестом дал понять, чтобы они ступали осторожно и тихо.
Сергей и Александр, держась за влажные стены, стали спускаться по большим, выступающим из земли ступеням. «Я сам этот погребок спроектировал», — подмигнул артистам Сильвестр. Почему-то от этих слов Саше стало страшно.
В погребе было прохладно, но теплее, чем на улице. Саша страстно хотел горячего чаю, или — даже сильнее — вина, которое стояло здесь же, рядом, на полках — только протяни руку. Но, конечно, попросить не решился. Кроме поблескивающих бутылок вина, на полках — отдельных — располагалось вяленое мясо. Свет был неярким: лампочка в сорок ватт светила из последних, угасающих сил.
— Ну, — голос режиссера обрел твердость и набрал обычную громкость, — вот теперь — приветствую!
Он тепло обнял Сергея: «Доброй ночи! Доброй творческой ночи!» Подал руку Александру: «Дорогая моя, выглядишь на все тринадцать!» — «Вы знаете, — парировал Саша, — даже в тринадцать лет девушке может быть неприятно, когда упоминают ее возраст». — «Он держит удар! — радостно сообщил Сильвестр ведущему актеру. — И кто же первым спросит — почему я позвал вас в столь поздний час? Или, если следовать ритму шекспировского стиха — в час столь поздний?.. Я все искал, я все решал — как должна пройти первая встреча Ромео и Джульетты? И подумал — а может, вы сыграете первую встречу голыми?»
Александр метнул взгляд на Сергея, увидел, как задумчиво его чело, и тут же, как хамелеон, стал впитывать флюиды его задумчивости. Уже через пятнадцать секунд перед режиссером стояли два артиста, меланхолически погруженные в парадоксальную привлекательность его предложения.
— А что? Можно попробовать, — нарушил тишину Сергей. — Но, простите, что я сразу об этом говорю, публика впервые увидит меня в таком виде, а потому гонорар…
Сергей упомянул о гонораре исключительно из гонора. Для него самым важным было — играть. Но для поддержания статуса напомнил, что он создание высокооплачиваемое. А уж в голом виде и вовсе может рассчитывать на сверхдоходы. Режиссер его желание признал законным.
— Безусловно, Сережа, безусловно!
— Быть может, возникнет художественный контраст: возвышенный шекспировский стих и наша прозаическая обнаженность? — собрался с духом и вставил что-то искусствоведческое Александр.
— И к тому же эта обнаженность намекнет на обнаженность душ Ромео и Джульетты в момент первой встречи. — Сергей решил, что последнее слово должно все-таки остаться за ним.
Сильвестр захохотал.
— Голубчики! Вот настоящие артисты! Расцеловал бы вас, да в контексте всего сказанного мой порыв можно неправильно истолковать. Ну что, разденетесь на сцене?
Александр и Сергей кивнули. С того момента, как они синхронно подпрыгивали в машине, им легко давалась одновременность действий. Режиссер задумался.
— Ни в коем случае мы этого делать не будем! — отрезал он. И в одно мгновение, столь же синхронно, Саша с Сергеем почувствовали себя круглыми — круглее нельзя — дураками. Сергей быстро оправился от этого чувства и забыл о нем, Саша же пережил его глубоко, и забыть уже не смог.
Режиссер решительным шагом прошелся вдоль бутылочных полок:
— Сыграть Ромео и Джульетту голыми — значит уступить современному вкусу. Ваше молчание задает вопрос: а нет ли уступки уже в том, что мы Джульетту сделали мужчиной? Только идиот увидит в этом потакание современным гей-течениям, которые я, кстати, ненавижу всем своим гомофобским сердцем. — Сильвестр показал на свое сердце указательным пальцем левой руки, как бы обозначая территорию, где сосредоточена его гомофобия. — Все гораздо глубже! Мы покажем, какие метаморфозы происходят с полом — мужским и женским. В первую очередь — с мужским. Почему современные мужчины беззаветно влюбляются в роли статистов? Я не о театре говорю, а о жизни. Откуда такая страсть к подчинению? И все наши бунты — в пределах дозволенного? Примем двести грамм, и мы короли, а протрезвеем — снова прислуга? Ведь об этом ты так много думаешь, да, Александр? Потому я тебя и выбрал… Представьте орду ваших знакомых мужчин и подумайте — можно их назвать «сильный пол?» Вон как быстро вы согласились голыми по сцене скакать… Разве мужчины бы так поступили?