В чисто театральном отношении и пьеса и спектакль сделаны достаточно внимательно. Но схематичность образов сказалась и на актерском исполнении. Почти все роли разыграны в однообразном рисунке. В них «играет» главным образом внешний облик: грим, костюм и два‑три характерных жеста. В этих узких пределах большинство молодежных ролей подано актерами с хорошей простотой и тактом. В сдержанных тонах, с удачно найденной внешностью играет артист Козлов главную роль гимназиста Воронина. С тем же художественным тактом сделана артисткой Щекиной роль Ольги. Но здесь актриса могла бы дать в отдельных моментах больше драматического напряжения и взволнованности. Ее сдержанность временами становится претенциозной.
В ролях гимназических наставников, как мы уже говорили, актерское исполнение грешит шаржировкой и сатирическим нажимом. Во многом это идет от неверной режиссерской трактовки этих ролей (постановка Колесаева). В игре актеров в ролях педагогов много неестественности, искусственных интонаций, надуманных жестов. Особенно несерьезно сыграна артисткой Довгялло роль классной надзирательницы «Щуки». В ее игре шаржировка временами переходит в комикование опереточного стиля.
Еще недавно имели хождение теории, в которых утверждалось, что детской аудитории нужно давать в театре примитивные образы и упрощенное изображение жизненных процессов. Конечно, эти теории были неверными, и лучше всего это знают сейчас сами детские театры, имеющие каждодневное общение со своей аудиторией. Можно спорить о степени драматического напряжения, которая доступна молодой аудитории без ущерба для детской психики. Но и для юного зрителя жизнь должна развертываться на сцене в своем подлинном виде, без того упрощения, которое обедняет ее, стирает с нее живые человеческие краски и тем самым лишает художественное произведение его познавательного значения.
Еще сравнительно недавно любознательный зритель мог совершить своего рода познавательную прогулку по московским театрам со специальной целью посмотреть различные школы актерской игры, иногда диаметрально противоположные друг другу по своим творческим принципам, и сравнить их между собой.
В Московском Художественном театре он знакомился с психологической школой. В медлительных темпах актеры развертывали со сцены богатство внутренней жизни персонажей. Едва заметный взгляд, легкий поворот головы, чуть видная игра руками, внезапная пауза в середине реплики — тонкие детали игры связывались между собой едва уловимыми переходами и создавали образ, полный человеческой теплоты и внутреннего изящества. Зритель погружался в сферу еле заметных подслушанных мыслей и душевных движений человека.
В Театре Мейерхольда зрителя ждали противоположные вещи. В противовес актеру-человеку здесь царствовал актер-лицедей в самых крайних своих проявлениях. На зрителя обрушивался водопад эксцентрических выходок, акробатических трюков, прыжков и стремительных движений. Актеры соревновались между собой в необычности позы, в подчеркивании жеста и в неестественности интонаций. Человеческое лицо заменялось ярко раскрашенной личиной гистриона. Ничего от внутренней жизни человека! Все на поверхности, все осязаемо глазом и доступно измерению метром, циркулем и секундомером!
В Камерном театре актеры развертывали перед посетителем нескончаемую гамму красивых пластических движений, подчиненных скрытому, произвольно взятому музыкальному ритму. Знаменитый когда-то Н. Церетелли двигался стелющимися прыжками, вычерчивая на сцене изломанную линию геометрических мизансцен и застывая в эффектных декоративных позах. Алиса Коонен поднимала кверху руки в молитвенно-пластическом экстазе и читала текст нараспев, с неестественными модуляциями в голосе, воскрешая забытый стиль ложно-классических трагедий. В театре на Тверском бульваре актеры создавали царство фантастических образов, мир несуществующих людей, живущих по каким-то особым законам эмоциональной ритмики.
В столетнем Малом театре демонстрировалось уже поблекшее мастерство старой актерской школы XIX века. Здесь искусство актера покоилось на прочном бытовом основании. Актеры играли образы реальных людей с нормальными человеческими движениями и голосами. Но, в отличие от Художественного театра, в них было больше условности и театрального преувеличения. В бытовой ткани образа всегда звучали ноты намеренно-подчеркнутой комедийной интонации или декоративно-романтического жеста.