Между тем и самый сезон в его конкретном театральном выражении не может быть назван бесплодным. Наряду с мелкими неудачами и срывами он дал спектакли большой темы и высокого стиля.
В самом начале сезона в Театре Революции была показана новая пьеса И. Сельвинского «Умка — Белый Медведь». По всем данным эта схематическая и лишенная действия пьеса должна была пройти незамеченной. На сцене же она выросла в значительный спектакль благодаря прекрасной игре актера в заглавной роли. Смело задуманный Дмитрием Орловым и выполненный с блестящим мастерством образ чукчи Умки создал тему спектакля.
На представления пьесы Сельвинского публика съезжалась для того, чтобы посмотреть на игру актера, открывшего в своем герое мир новых человеческих переживаний. Он стоял перед зрительным залом в неуклюжем меховом одеянии, и на его скуластом смуглом лице с темными прядями волос, в его наивных, серьезных глазах почти с физической ясностью отражались движения ищущей упорной мысли. Первобытный человек на глазах зрителя продирался в новый мир сквозь чащу веков. В нем постепенно складывалось представление о возникающем мире иных человеческих отношений, построенных на справедливости и на равенстве людей труда. Эта мысль медленно созревала у недоверчивого Умки, росла, ширилась и наконец с ослепительной яркостью освещала его сознание. Человек в театральном гриме и экзотическом костюме пленял необычайной искренностью и глубиной своих душевных движений.
Конечно, этот образ перерастал за пределы драмы Сельвинского, в которой поэт еще раз рассказывал о своих странствиях в мире в поисках утраченной ясности миросозерцания. Стихотворный монолог поэта, рассеченный на реплики, не был свободен от иронии, от скептицизма утонченного цивилизованного человека, идущего к простоте и ясности мысли чересчур сложными путями. Ироническая усмешка Сельвинского растворилась в страстной игре актера. На протяжении трех часов спектакля Орлов рассказал судьбу целого народа, поднявшегося от безрадостного существования к новой, исторически осмысленной жизни.
Крупным театральным событием оказалась постановка шекспировского «Отелло» в Малом театре. Еще вчера находившийся в своеобразном творческом резерве шестидесятилетний актер Остужев, талантливый, но несколько поверхностный мастер старого романтического стиля, неожиданно заговорил со сцены взволнованным человеческим голосом.
Казалось, необычайно трудно сказать что-то новое в этой шекспировской трагедии, которая была переиграна всеми мировыми трагиками. И что значительного можно было открыть для современного зрителя в этой старой драме о ревности, как определяли раньше «Отелло» шекспироведы? Между тем ни один спектакль этого сезона не имел такого бесспорного успеха у широкой аудитории, как «Отелло» с А. Остужевым. У театральной кассы на «Отелло» выстраивались длинные очереди. И на каждом представлении игру Остужева сопровождали овации зрительного зала. Сама постановка трагедии (С. Радлов) не отличалась оригинальностью. Она была выдержана в пышном оперном стиле. Спектакль поднялся на уровень события прежде всего благодаря игре Остужева. Он превратился в настоящий триумф актера.
Остужев открыл в шекспировском Отелло свою тему. Он сыграл не трагедию ревности, но трагедию «черного человека», опутанного ложью и лицемерием цивилизованного мира. Актер уводит в тень мотивы ревности и заставляет звучать иные ноты в душе мавра. Именно поэтому он проводит четвертый акт и приглушенных, сдержанных тонах. В герое Остужева говорит обида и ненависть человека угнетенной расы. Он окружен врагами, и чем дальше идет действие, тем более настороженно он озирается вокруг себя и прячет внутрь свой гнев. Это не царственный полководец с горячей африканской кровью, которого обычно играли прежние трагики. Отелло для Остужева — простой, бесхитростный мавр, попавший в ловушку, в окружение хитрых и жестоких людей. Он убивает Дездемону для того, чтобы восстановить нарушенную справедливость. Это — месть за обман, за черное коварство льстивых людей с белой кожей и хищными когтями.
Такая трактовка и сделала героя Остужева необычайно близким советской аудитории. Она заставила зазвучать в шекспировской трагедии живые современные ноты.
Можно много интересного сказать об игре Остужева в «Отелло». Его тонкая работа в этой роли заслуживает самого тщательного и подробного разбора. Но дело не только в смысловом истолковании роли. Это — больше чем первоклассное мастерство. Когда смотришь игру Остужева в этом спектакле, кажется, что актер открыл для самого себя еще нетронутый мир душевных переживаний, что в нем самом родился новый человек, который смотрит в мир чистыми, ясными глазами. В старом актере, прошедшем как будто уже весь свой путь в искусстве, неожиданно зазвучала человеческая молодость.