Каждый из моих ребят в паре, и каждый служит своей женщине на подмостках сцены, и делает это с полной самоотдачей.
Грег возвращается к своим обязанностям дежурного повара. Миксер в его руке негромко зумкает. На кухню заглядывает Катя; ей хочется посидеть в тишине наедине со своими мыслями, а для этой цели лучше кухонного блока на базе места не найти. От обеда ещё осталось вдоволь "обглоданий", - любимого лакомства и утешения. Команде их хватит до вечера, и в кухню сегодня заглянет каждый. Или почти каждый.
"Обглодание" тоже придумано на сцене. Однажды Михал ошибся, играя свою роль: он держал в руках огромную бутафорскую кость, и вместо "обладание" с чувством произнёс "обглодание". Он был так погружен в образ, что вцепился в кость зубами и расколол хрупкий пластик, но нечаянностью этого поступка лишь усилил драматизм сцены.
Это было первобытное, свободное и дерзкое действие. Дикий и необузданный порыв, но обещающий движение, изменение - как потенциал будущих перемен.
После спектакля все признались, что хотят почувствовать, что значит вгрызаться в кость? Каково это - ломая и дробя, извлекать из разрушенной кальциевой оболочки съедобное содержимое? Во время дежурств на кухне экспериментировали с продуктами, и однажды вечером, это было дежурство Виолетты, нас ждала гора убедительно слепленных крупных костей из зажелатиненой мучной массы. У Виолетты получилось, она изобрела "обглодание". Внутри костей, в крупных ячейках, мы обнаружили "костный мозг" - густой студень из водорослей, марсианского сладкого лука и бульонных кубиков. Он был тёмно-зелёный, но по вкусу - именно то, что надо. С тех пор грызть сахарные косточки стало любым занятием. Это наш домашний секрет, наш релакс, и команда не спешит делиться своей находкой с другими экипажами. "Обглоданием" лучше заниматься без свидетелей, укрывшись в укромном уголке кухонного бокса с подносом твёрдых лепленых "костей", потому что во время этого первобытного занятия нос, губы и щёки - всё будет забрызгано "костным мозгом", и придётся вытирать их тыльной стороной ладони ...
- Я закроюсь? - бросила Катя через плечо, проходя мимо с подносом в руках в сторону склада и намереваясь спрятаться за контейнерами, где к холодильным камерам притулился маленький столик и стояло кресло-качалка на кованых витиеватых полозьях. Влад выменял этого мебельного монстра у командира красных-3, Горячего Роберта. Роберт мастерит мебель из случайного набора металлических предметов и иногда у него получаются не только авангардные, но и удобные вещи. Это кресло как раз вышло удобным, девушки располагались в нём с ногами.
Мы с Грегом кивнули Кате.
- Можешь не закрываться! - ответил Грег, - грызи на здоровье, мы послушаем!
Нам нравится звук, с которым здоровые зубы вгрызаются в твёрдую оболочку "обглодания". Хруст и чавканье, сопровождающие обглодание, для нас - свидетельство жизни не механической, не электронной, но истинной, полнокровной, телесной. Красные-5 зубасты и напористы, хоть и никогда не сообщат об этом на Землю... просто им не обязательно сообщать об этом... Катя в дальнем углу перемалывает лепные кости, и хруст за переборкой звучит как гимн живучести, и наша база кажется в разы крупнее, раз в ней нашлось место для добычи с костями такого размера. С длинным "чмок", губами, вытянутыми в трубочку, высасывается студень из каверн. Сухо трещит твёрдая верхняя корка. Внутри мучная форма пропитана студнем, и оттого она мягче, и съедается с аппетитным хрумканьем. Где-то там, в укромном углу, Катя вытирает тыльной стороной ладони подбородок, липкий после "обглодания", у неё счастливое лицо. У каждого, занятого "обглоданием", лицо как у довольного озорного ребёнка...
- Хочешь знать, как удаётся цеплять зрителя? - в глазах Грега танцуют искры. Он здоров, он предприимчив, он улыбается, жонглируя предметами в ярко освещённой кухне, переходящей в сумрачный склад продовольствия, и дальше - в темноту джунглей рефрижераторов и синтезаторов белковых смесей, за которыми, в оазисе света у бассейна с живыми карпами, в кресле-качалке отдыхает Катя. Она слегка раскачивается в кресле Роберта, прикрыв глаза, вспоминая своё земное прошлое, но вспоминая без сожаления. Ей хорошо; она только что сгрызла четыре большие и почти настоящие мозговые кости.
Cтол завален овощами, и Грег, прежде чем овощи будут прожарены и соединятся в рагу, делает несколько кадров. На просторной столешнице возвышается нарезка бледно-жёлтых кабачков, россыпь кубиков красной моркови, несколько твёрдых колец корневой петрушки, длинные свежевымытые и потому блестящие листья мако-мако, заменяющей нам перец, и всё это - вокруг белоснежного блюда, доверху наполненного серыми, слегка бархатистыми, половинками местных шампиньонов. Грег обработает снимки и выставит в местную сеть. Кто-нибудь из красных-6 или красных-8 обменяет его снимки на что-нибудь другое, чтобы обновить фотообою в кухоном блоке своей базы. Значит, как минимум, один из свободных вечеров Грега будет наполнен новым смыслом...
- Цеплять зрителя - это просто, - говорит Грег, возвращаясь к лениво текущему разговору.
- Ты рассмеёшься, когда узнаешь, насколько это просто. Представь: на сцене сидит один парень. Сидит, как ты сейчас. Что ты можешь о нём сказать? Нет, погоди, я спрошу иначе: что он, этот парень, станет делать в следующую минуту?
Я ухмыльнулся:
-Да уж никак не размахивать мечом джедая!
- А что тебя навело на такую мысль?
- Статичность фигуры. Расслабленная поза. Годится для медитации или отдыха, и не годится для активного действия.
- Верно. А теперь следи за мыслью: усаживаешь на сцене шестерых парней, все в расслабленной позе, они молча сидят минуту, смотрят на зрителей или друг на друга и, если дальше не произойдёт ничего доверительного: откровения, признания, исповеди, - считай, твой спектакль провален.
Я представил всё, что описал Грег, и согласно кивнул. Действительно, просто.
- Язык тела логичен и непротиворечив, этот язык сам подсказывает следующее действие. Ты не знал наверняка, но предугадал, что будут делать сидящие парни, если режиссёр не врёт зрителю и не лукавит. А теперь другой пример: я велю девушкам в обтягивающих трико расположиться... в общем, укладываю их рядком, с упором на локти, попки вверх, в сторону зрителей, ножки слегка разведены. Звучит задорная музыка, девушки болтают ногами. Всего и делов: на сцене ряд лежащих девушек. А какой эффект?
Картинка мне понравилась.
От души посмеялись.
- Вот то-то и оно! И зритель снова молод, ему хочется танцевать, скакать резвым жеребцом, жить и любить, или наоборот - в произвольном порядке. Секрет в том, чтобы вдумчиво складывать мозаику из отдельных поз и движений, пока твоя мысль не зазвучит для зрителя предельно ясно. Когда обдумываешь спектакль, вынужден проверять и перепроверять каждое движение и так, и этак. Нам, простым смертным, приходится всякий раз корпеть над замыслом. Но Полине это ни к чему. Если алфавит давным-давно пройден, и складывать слова в предложения стало обычным делом, то над каждым слогом уже не думаешь. Она и не думает. Она сама - дух сцены.
- Она фонтанирует идеями, - буркнул я.
- Ну, - Грег поднял глаза к потолку, - она выдыхает идеи. Творит, как дышит.
Я сглотнул. Мысли крутились вокруг завтрашнего вечера.
Я собирался в ближайшее воскресенье впервые в жизни выйти на сцену и объясниться с психологом, за неполный год умудрившейся заслужить у всех титул жрицы и приобрести полную власть над экипажем красных-5.
Я заметил, что шевелю пальцем, изображая пружину. Светло-пепельные волосы Полины вьются кольцами. Попробовать просунуть палец в кольцо непослушного локона, падающего ей на лоб, почувствовать шелковистость лёгкого завитка... Я думаю о её локонах, и на ум снова приходит ветер. Ветер. Свобода. И всё это вместе как-то связано с завтрашним днём...