И вот 19 декабря состоялась премьера. Дата первого представления явилась самым странным сближением[12] из наших странных сближений, и посему премьера сопровождалась всеми необходимыми для успеха событиями: запрещают (за два дня до спектакля), разрешают (утром), запрещают (днём), разрешают (вечером), запрещают в час назначенного представления, разрешают через полчаса. А после спектакля – трёхчасовое обсуждение, принёсшее, пожалуй, нам больше триумфа, чем сам спектакль.
Сейчас мы ещё не можем отдышаться то ли от похвал, то ли от неожиданности похвал. Честно говоря, не ждали. Ведь помимо декабристов, духовной ситуации и всяческих других умностей нам просто хотелось проверить себя – сможем или нет мы что-то сделать сами, делатели мы или болтуны.
Вот видите, какое длинное письмо у нас получилось и всё про себя. А как Ваши-то дела? До нас доходят слухи (кроме слухов, через шестьсот вёрст ничего не долетает), что Вы болеете и ходите с «посохом». Зэмэ, берегите себя.
Москва запорошена снегом, блистает огнями и по-предновогоднему таинственна, а мы скучаем по Вам. Напишите нам хоть несколько слов, а лучше – приезжайте. Как было бы славно увидеть Вас в Москве…
<…>
А теперь о Борисе Луканове. Уже по первому письму Вы смогли догадаться, что Борис не оставил у нас никакого гнетущего чувства. В Москве он был окружён делами и друзьями. Виделись мы с ним один раз и несколько раз говорили по телефону. Он не казался нам больным, напротив, выглядел здоровым и красивым с обворожительной бородой, только глаза, может быть, сосредоточены больше обычного. Мы долго гуляли по Москве, всё пешком, он, наверное, устал, и сейчас мне немного за это неловко. Он много говорил, рассказывал о Ленинграде, о своей любви к нему, о спектаклях, которые там посмотрел, о том, как долго искал Вас, и потом – о Москве: о театральных вечерах, о своих новых знакомых, о встрече с Михаилом Ульяновым, о планах на будущее. Летом они с женой собираются в Испанию-Францию, тур по Европе после летних каникул жены, сейчас она работает где-то то ли в Африке, то ли в Латинской Америке. О своей болезни он, естественно, молчал. Сказал только раз, что остался в Москве, чтобы проконсультироваться с врачами.
Зэмэ, не грустите!
Ваш список упражнений восхитителен. Если бы у вас в театре ещё кто-нибудь, а не только Вы с Юрским подзанялся таким же тренажём, у Вас могла бы получиться неплохая цирковая труппа.
Милая Зэмэ, как хочется Вас видеть – в Вашем городе, в Вашем театре, в Вашем доме!
Если получится, то в конце января в начале февраля мы приедем на несколько дней в Ленинград. Надеемся увидеть Вас уже совсем здоровой.
Поздравляем Вас с Рождеством и с наступающим Старым Новым годом.
Продолжение на открытке.
Прошлый год начинали мы молитвами к Предвечному о продолжении прежнего нашего счастья. Нынешний начинаем надеждами и молитвами о новом, надеждами, которые уже в первых лучах своих обещают нам полдень тихий, живительный, благотворный.
Пусть нынешний год будет столь же блистателен, славен и творчески активен, как прошлый[13].
25 января 1977 г.
Здрасьте, и приехали!
Я уже смеюсь и даже улыбаюсь!
Посмейтесь же и вы со мной.
Ха-ха-ха!
Я опять в гипсе.
На этот раз перелом малой берцовой кости.
Это называется, – какая следующая? Скоро я смогу сдавать экзамены в медицинский институт. Только собиралась вам писать ответ на ваше предложение выступить в вашем клубе, даже числа были подходящие, – дней на пять – и вот, s’il vous plait! Всё было бы хорошо, но по телевизору бесконечно показывают такое убожество.
За все месяцы гипсовой жизни столько я прочла литературы, такая стала умная, что самой тошно.
Успокаивает меня приказ, вывешенный в театре, – «В связи с бедственным положением в театре, запрещаю актёрам отлучаться из города».
Лебедев болен, Лавров болен.
Что же они, бедные, там играют?
Известно ли вам, что в июне месяце мы будем на гастролях в Москве? Если я не сломаю себе башку, то везут все мои спектакли, – «Три мешка сорной пшеницы», – правда, – без моего плача, о чем я и сейчас, играя, очень страдаю, – будто душу из меня вынули.
12
Странное сближение – эпиграфом к нашему спектаклю мы взяли строчку «Бывают странные сближенья» (А. С. Пушкин), 19 декабря 1976 года – день премьеры нашего спектакля совпал с днём рождения и семидесятилетием Леонида Брежнева, в то время Председателя Президиума Верховного Совета СССР и Генерального секретаря ЦК КПСС. Наверное, партийные начальники боялись студенческих «бунтов».