А жена, обманутая моей страстью, адресованной совсем не ей, радостно что-то бормочет, прижимается крепче. «Прости меня, прости, — шепчу я и чуть не плачу от жалости к ней, — прости, пожалуйста…» — «За что? — удивляется она. — Мне так хорошо с тобой… За что — простить?»
Я знаю за что.
Наваждение, наконец, рассеивается, тает.
Сгинь, сатана. Сгинь, сгинь, сгинь, сгинь, сгинь, сгинь.
Полина Ивановна расплакалась, схватила мою руку, забормотала, глотая слова:
— Аркаша, сыночек, спаси меня! Они тут все сговорились!
Испуганно оглянулась, зашептала:
— Она их всех подкупила!.. Всех до одного, и врачей, и сестер, и санитаров…
— Да что вы, Полина Ивановна!
— Тихо, не оглядывайся… они тут все заодно. Надели белые халаты — и думают, я их не разгадаю. Одна шайка!..
— Успокойтесь, Полина Ивановна, успокойтесь. Ведь я — с вами, я не позволю ничего плохого. Кто желает вам зла?
— Моя дочь, эта скрытая контра, она их всех подкупила. Она хочет избавиться от меня. Аркаша!.. ты мне не веришь?
— Успокойтесь, пожалуйста.
— Да что ты все успокаиваешь?.. Я чувствую — скоро умру. Они подсыпают мне в пищу отраву… медленный яд. Сегодня я вообще ничего не ела, и не буду есть… Лучше с голоду помереть, чем от их отравы. Ставят какие-то уколы — зачем? Травят меня, травят… Аркаша, голубчик! Ты был моим любимым учеником… спаси меня, мальчик!
— Успокойтесь, ради бога. Никто не собирается вас травить. Никто. Скоро вас переведут в дом-интернат, там хорошо, чисто, уютно, цветной телевизор, у вас там будет отдельная комната…
— У меня есть своя квартира! — закричала она. — У меня квартира, зачем мне в дом-интернат? Аркаша — что ты говоришь?! Аркаша… — и она вдруг замолчала, с ужасом уставилась на меня. — Аркаша… мальчик… неужели — и ты?
— Что? — прошептал я. — О чем вы?
Она продолжала смотреть на меня со страхом, посиневшие губы ее что-то невнятно шептали.
— Полина Ивановна, что с вами?
— Аркаша, они и тебя… купили… — произнесла она с тоскливой убежденностью. — Ты тоже — против меня… я только сейчас поняла… по твоим глазам поняла… Почему ты избегаешь смотреть на меня?
— Нет, — сказал я и покачал годовой, — нет, нет, нет. Я вас не обманываю. Я хочу, чтоб все было хорошо…
— Аркаша, не лги, — сказала она неожиданно строгим тоном старой учительницы. — Чем они тебя купили?.. А-а… все ясно… Ты хочешь получить мою квартиру? Да, конечно… и как я сразу не догадалась…
О, боже!.. Ледяная гора стыда обрушилась на меня.
Что сказать? Что? Как ответить?
Я заметался в тесной клетке собственного позора.
— Постойте, успокойтесь хоть на минутку, — и я присел на ее кровать, рядом с ней, взял ее за руку. — Постарайтесь спокойно выслушать! — и поверьте мне. Я вас не обманываю… Хотите, я буду всегда с вами? Всегда — возле вас? Хотите?
Идиот, что ты бормочешь?.. Зачем?! Остановись! Замолчи!
Она не отвечала, слушала, смотрела на меня боязливо, вздрагивала.
— Полина Ивановна!.. — воскликнул я, сам не зная, зачем говорю все это и чувствуя, что очень скоро пожалею о своих словах. — Полина Ивановна, милая!.. Зачем вы сами себя мучаете? Никто вам зла не желает — клянусь!
— Не верю, — прошептала она.
— Поверьте хотя бы мне, — и я словно в омут кинулся, подталкиваемый жгучим стыдом и сочувствием: — Ну, хотите — я буду жить с вами? Хотите?
— Как это? — не поняла она. — Ведь у тебя своя семья?.. Ты меня все-таки хочешь обмануть, Аркаша?
— Да нет же! Нет! Я хочу сделать, как лучше… чтобы всем было хорошо… чтобы всем!.. только с вашего согласия, разумеется. Можно — знаете, что? — оформить опекунство, и тогда вас оставят в покое. Понимаете? Я стану вашим официальным опекуном, буду защищать ваши интересы — и никто вас пальцем не тронет!
Она молчала, вглядываясь в мое лицо. В палате было светло, но она все вглядывалась, вглядывалась… как в полумраке.
Я ей не лгал. К сожалению, я был искренен в ту минуту. Но та м и н у т а длилась недолго.
— Аркаша… ты меня… не обидишь?
— Да нет же! Вы ничего не потеряете. Вернетесь в свою квартиру, будете жить свободно… понимаете? И я буду рядом… я не буду вам мешать, но я буду рядом. А иначе вас обязательно загонят в дом инвалидов… обязательно!
— Ты так думаешь?
— Это уже решено. Имеется путевка на ваше имя. Но ведь вы туда не хотите?
— Нет, нет! Я хочу домой!