— Так соглашайтесь на мое предложение. Чего вы боитесь?
— Хорошо… я подумаю… — плачущим голосом сказала она. — Только вот что, Аркашенька… если обманешь — бог тебя обязательно накажет… так и знай.
— Бог? — удивился я. — Разве вы верите в бога, Полина Ивановна?
Когда я оказал о своем решении главному врачу, тот рассмеялся — подумал, что я шучу.
— Да нет, я серьезно, Антон Трофимыч. Оформлю опекунство, будем жить вместе…
— Да вы что? — и он уставился на меня, как на безумца. — Вы, случайно, не заболели? А то, может, вас рядом положить, в одну палату?
— Не понимаю, что я такого сказал…
— Постойте, постойте. Вы, я смотрю, всерьез решили?
Он тоже в г л я д ы в а л с я в меня, он тоже не мог меня разглядеть, — но от его взгляда мой стыд исчез, заменился страхом. Мне стало страшно, и я сам засомневался в серьезности своего недавнего решения.
— А что тут удивительного? — пробормотал я. — Жалко ведь, загонять старушку в дом инвалидов… вот и будем вместе.
— Вместе — с сумасшедшей? Как вы сказали — жалко? Я не ослышался? Вам ее жалко?
— Вы же сами намекали в прошлый раз…
— Я — намекал? Я мог пошутить. Кто бы подумал, что вы примете это всерьез… Не-ет, дорогой Валентин Петрович, тут вы что-то перемудрили. Или вы слишком хитрый, или — не знаю, что… Боюсь сказать.
— Да что тут такого особенного? — воскликнул я, взвинчивая сам себя. — Ну, буду опекуном… ну и что? И мне хорошо, и старушке лучше, чем в богадельне киснуть. А потом можно будет обмен сделать: ее двухкомнатную и мою гостиничного типа — на одну трехкомнатную.
— Да вы фантазер, — усмехнулся Антон Трофимыч. — Сочинитель. Богатое у вас воображение. Я бы сказал — разнузданное воображение. Только смотрите — не переиграйте… Мне, например, ваша затея совсем не нравится. И другим не понравится. Имейте это в виду.
На стене дома, на красном фанерном стенде, я увидел свой портрет — да, это я, скуластый, худой, с крутыми залысинами, тонкогубый, — это я на плакате с объявлением о розыске пропавшего гражданина… что за шутки, товарищи?.. аж холодным потом прошибло! — «разыскивается исчезнувший гражданин…» Ах, черт! — да это ведь о розыске Сашки объявление.
Разыскивается мой брат-близнец, как две капли воды похожий на меня. Разыскивается очень активно. Почему же никто, ну никто, ну ни разу, ни на улице, ни в магазине не подошел ко мне, не спросил:
— Гражданин! Вам известно, что вы потерялись и вас всюду ищут?
Никто не скажет, не спросит.
Никто меня не потерял.
Никто не обращает на меня внимания.
Мое сходство с пропавшим братом абсолютно никого не волнует.
Слегка обидно. Чуть-чуть.
Мои близкие родственники — жена и мать — меня, разумеется, не поняли. Если честно — я иного и не ожидал.
Когда я вечером пришел домой, дочь Катюша, как обычно, убежала к подружке играть (у подружки имелась для этого жилплощадь), а мама и Люся продолжали возбужденный разговор. Как я сразу мог угадать — делили шкуру неубитого медведя. Обсуждали в деталях, в п о д р о б н о с т я х — будущий переезд в новую квартиру. Бегло сообщили мне о Сашке — нет, мол, никаких новостей — и тут же накинулись на меня с расспросами: как там с квартирой?
Ну, с Люсей; все понятно — ей-то, естественно, квартирный вопрос куда дороже и важнее, чем судьба пропавшего Сашки… А мама? Почему она не слишком уж убивается и страдает?
Впрочем, как я могу судить?
Мама всегда была очень сдержанной, строгой, скупой в проявлении чувств. Откуда я знаю, о чем она думает?
Короче я их огорошил, когда заявил о своем новом плане.
Если уж быть точным, то я, еще подходя к дому, представлял всю эту картину: как я сообщаю им п р и я т н у ю новость и как я выкручиваюсь… И я даже засомневался — действительно ли, всерьез ли пришел я к такому неожиданному решению (насчет опекунства) — или все это Мне только пригрезилось?..
Разумеется, идея моя никому не понравилась. Было бы странно, если б она понравилась.
Люся долго не могла понять, что это вообще такое, опекунство.
Наконец поняла.
Потом, еще дольше, она не могла постичь смысл моего решения… Зачем? Для чего? С какой целью?
— Нет, ты мне объясни!.. — восклицала она и оглядывалась на маму, ища у нее поддержки. — Зачем нам эта обуза? Опекунство! Ерунда какая-то… Что ты придумал, Валюня?! Ведь квартиру тебе давали просто так, без всяких условий… ведь правильно? Правильно? Или я, быть может, неправильно что-то поняла?
— Все так, — кивнул я, — не напрягай свой умишко. Ты все поняла совершенно верно.