И вот сегодня Драшкин, как говорится, вылил на него ушат ледяной воды.
Утром Раков зашел к нему, чтобы поздравить старика с днем рождения и вручить скромный подарок — рыболовный набор: спиннинг, блесны, прочие снасти.
— Ох, голубчик, спасибо!.. — Драшкин чуть не прослезился от радости. — Вот это подарок! Вот это сюрприз! Рыбная ловля — мое хобби… и как вы пронюхали?
— Слухом земля полнится, — притворно-скромно ответил Раков, приглаживая непокорный хохолок на макушке, и рассмеялся: — Про ваше хобби весь город знает!
— Охо-хо, — Драшкин прикинулся дряхлым старичком. — Старость не радость. Шестьдесят лет — финиш… Вам, простите, сколько?
— Тридцать пять.
— Счастливчик… Где моя молодость? Где мои русые кудри?
— Ничего, вы еще молодцом, — лицемерно ободрил его Раков. — Вам не дашь больше пятидесяти… честное слово.
Драшкин засмеялся — и погрозил пальцем. А глаза серьезные, прищуренные. Он был маленький, Драшкин, Коротконогий, крупноголовый, с седым венчиком вокруг лысого загорелого черепа.
— Ну, а подарок мой вам теперь пригодится особенно… — продолжил Раков.
— То есть? — не понял Драшкин.
— Я о свободном времени говорю… на рыбалку ходить будете чаще, хоть каждый день.
— Почему же — чаще?
Раков смутился.
— Ну, как же… законный отдых, так сказать. Я ведь помню — сами говорили, что ждете не дождетесь ухода на пенсию…
— А-а, вот вы о чем, — улыбнулся Драшкин. — Да, мечтал давно… мечты, мечты. Однако, дорогой Евгений Петрович, суровая жизнь диктует другое.
— Что вы имеете в виду? — Раков замер от недоброго предчувствия.
— Да вот, насчет пенсии… Передумал я пока уходить. Чувство долга, голубчик, чувство долга.
— Как же так… — Раков с трудом подбирал слова. — Может, я неверно понял?
— А что такое?
— Ну как же… как же… — Раков откашлялся. — Ей-богу, неловко напоминать… Разве забыли — когда я давал согласие на переход в горздравотдел, мне гарантировали ваше место…
— Так оно и будет! — воскликнул Драшкин. — Все так и будет, в самой ближайшей перспективе. Только пока я на пенсию не спешу… вы уж меня простите, старика. Чувство долга. Есть еще порох в пороховницах!
Раков вспомнил фразу из какого-то романа: «Он стоял, как оплеванный…» Да, именно так.
— В таком случае — извините… — произнес он растерянно. — Только все это более чем странно. Вы же сами намекали!..
— Голубчик, вы меня обижаете, — Драшкин искренне огорчился. — Что значит — «намекал»? Не намекал — говорил открытым текстом: хочу на пенсию. И сейчас могу это же повторить: хочу, хочу! Но… чувство долга — препятствует. Понимаете?
— Черт знает что!.. — вспыхнул Раков, но тут же спохватился: — Простите за резкость. Но поймите, пожалуйста… войдите в мое положение. Ведь если б я знал, что все так обернется, — разве бросил бы свою больницу? И материально я потерял… и вообще… как-то даже стыдно говорить все это. А вы сейчас, извините, делаете невинный вид, будто не в курсе…
— Голубчик! — перебил торопливо Драшкин. — Голубчик, одумайтесь! Как жестоко с вашей стороны — гнать меня на пенсию… это просто негуманно. Пожалейте старика, умоляю!
— О, господи, — вздохнул Раков и прикрыл глаза.
— Ну, что вы так, голубчик? — Драшкин погладил его по плечу. — Ишь, как рассердился — даже вихор дыбом встал… как у петушка! Не расстраивайтесь, не надо. Какие пустяки, честное слово… суета сует. Ну, куда вы спешите? Куда так торопитесь?
— Оставьте, пожалуйста, — Раков дернул плечом, выскользнул из-под драшкинской ладони и направился к двери.
— Голубчик, голубчик! — крикнул вслед Драшкин. — Не сердитесь на меня — ведь я на вас не сержусь. Постойте секундочку!.. Приходите сегодня вечером в ресторан «Елочка», часам к семи… надо же обмыть мое шестидесятилетие. Придете?
— Не знаю, — буркнул Раков. — У меня, к сожалению, вечером много дел.
— Ну-у, Евгений Петрович, так нельзя. Я очень обижусь. Будут разные люди, Коноплев из райкома будет, и Зайчиков обещал прийти…