И все же мне кажется, что вокруг моей талии завязана веревка, и что-то тянет меня туда, хочу я этого или нет.
Пожевав губу, я поворачиваюсь, чтобы посмотреть на маяк, маячащий позади меня. Мне требуется всего несколько секунд, чтобы решить, что я лучше буду в пещере, чем там.
Но сначала мне нужно раздобыть свет.
Волнение берет верх, и я поспешно возвращаюсь к маяку, влетаю в парадную дверь и обнаруживаю Сильвестра, сидящего за обеденным столом и чистящего свое ружье.
Он уже проснулся после сна. В этот момент я рада, что мое лицо уже покраснело, потому что при виде его всевозможные напоминания нахлынули на меня.
Он смотрит на меня, похоже, шокированный моим внезапным появлением.
— Ну, приветик. Ты в порядке?
Кажется, он не обращает внимания на то, что произошло в его шкафу. Хорошо.
— Можно мне одолжить фонарик, пожалуйста? — спросил я, задыхаясь и потея.
Его кустистые брови нахмурились.
— Зачем?
— Я просто исследую остров, — говорю я, не желая рассказывать ему о пещере. Я не совсем понимаю, почему. Может быть, потому что я не хочу, чтобы он рассказал Энцо, но на самом деле мне нравится идея иметь место, где можно скрыться и где никто не сможет меня найти.
Нахмурившись, он поднимается на ноги и открывает ящик на кухонном острове.
— Только не забудь вернуть его обратно, хорошо? Они не дешевые, — инструктирует он, протягивая маленький черный фонарик.
— Да, сэр, — говорю я и благодарю его широкой улыбкой, забирая фонарик. Когда я собираюсь броситься обратно, он останавливает меня.
— Позволь мне сначала дать тебе обувь, пока ты не поранилась еще больше. Кажется, у меня еще остались туфли, когда здесь жила моя дочь.
Я вспоминаю старые фотографии в его ящике, и мое любопытство по поводу того, куда уехала его семья, разгорается. Он впервые упоминает о том, что у него есть дочь, и кажется, что он даже не подозревает об этом. Но сейчас у меня нет времени на выяснения, поэтому я позволяю ему ковылять вверх по ступенькам за туфлями.
Я нетерпеливо переминаюсь на ногах, молясь, чтобы за то время, которое потребуется Сильвестру, чтобы вернуться, Энцо не вышел из своего портала из ада и не терроризировал меня еще больше.
К счастью, спускается только Сильвестр, держа в руках пару голубых туфель. Я ухмыляюсь, беру их у него и щебечу очередное «спасибо», едва останавливаясь, чтобы надеть их, прежде чем снова выйти из дома.
Когда добираюсь до пещеры, я включаю фонарик и забегаю внутрь. Почти сразу же я спускаюсь по крутому спуску, и мне приходится почти упасть на задницу, чтобы удержать равновесие.
По мере спуска воздух становится все холоднее, но больше всего меня смущает голубое свечение, пляшущее по стенам пещеры. Я нахожусь в своеобразном туннеле, который постепенно изгибается влево, и цвет становится все ярче по мере моего приближения.
Сбитая с толку, я поворачиваю за поворот и замираю на месте. Я абсолютно парализована, когда передо мной открывается вид.
Передо мной огромное открытое пространство, заполненное сверкающими камнями, похожими на черные бриллианты. Каждая поверхность сверкает, и это почти так же завораживает, как потолок пещеры.
Странные голубые точки сияют на каждом дюйме поверхности. Это все равно что смотреть в космос, настолько они яркие. Здесь целая вселенная, и, как и в космосе, мне не хватает кислорода.
У меня открывается рот, я впитываю необыкновенное зрелище и задыхаюсь, когда замечаю в центре пещеры огромный бассейн, поверхность которого такая же голубая, как и потолок.
— О, блять, — бормочу я, шагая дальше в огромное пространство, вбирая в себя все медленно и одновременно.
Это чертовски завораживает, и я никогда не видела ничего подобного.
По причинам, которые я не могу объяснить, на глазах наворачиваются слезы.
Может быть, это потому, что здесь просто чертовски красиво. А может, потому что среди тьмы я нашла безопасное убежище.
Заключенные снова неспокойны.
И Энцо тоже.
— Если ты собираешься продолжать ворочаться каждые пять секунд, можешь делать это на полу? — ворчу я, мое раздражение растет, когда он в миллионный раз трясет кровать.
— Если тебя это так беспокоит, тогда уходи, — отвечает он, его голос низкий и глубокий от безответного сна.
Он холоден, как никогда, и впервые я рада этому. Его огонь изнуряет, и как бы это изнурение не помогло мне хорошо выспаться, оно того не стоит, когда он не дает мне уснуть.
Сегодня я провела несколько часов в этой пещере. Лежа на камне и глядя вверх на загадочные маленькие огоньки, я удивлялась, как природа могла создать нечто столь прекрасное в столь уродливом мире.
Когда я вернулась на маяк, Энцо чинил трубу под раковиной, а Сильвестр стоял над ним, рассказывая, как починить то, что он никогда не сможет сделать сам.
Энцо набросился на него, и мы провели ужин в неловком молчании.
Даже сейчас он ведет себя так, будто меня не существует. Или, по крайней мере, пытается это сделать.
И я до сих пор не могу понять, беспокоит ли меня это. Яма в моем желудке была бы отличным индикатором, но очевидно, что моему телу нельзя доверять рядом с ним.
Он снова двигается, и мой гнев нарастает. Я поворачиваюсь к нему лицом и толкаю его. Его голова поворачивается ко мне, и хотя страх мгновенно проносится в моей крови, он не сравнится с тем, что я испытываю во сне.
— Убирайся, — сквозь стиснутые зубы выкрикиваю я, снова толкая его.
Его руки резко смыкаются вокруг моих запястий, и кажется, что они вот-вот сломаются, как ветки.
И тут я переворачиваюсь через его тело, срываюсь с края кровати и падаю на твердый пол. Я приземляюсь с грохотом, дыхание вырывается из моего горла.
На мгновение я только и могу, что смотреть на него, в полном шоке от того, что он только что сбросил меня с кровати, как горячую картошку.
— Merda — Дерьмо, — ругается он, в разочаровании проводя рукой по голове, затем встает с кровати и поднимает меня на руки. Этого достаточно, чтобы перезагрузить мой мозг и отправить меня по спирали обратно в ярость.
— Да пошел ты, — выплевываю я, вырываясь из его объятий, пока он не вынужден опустить меня на пол. Тогда я набрасываюсь на него со всей силы. К черту самосохранение, я в ярости.
Я в ярости от того, что он сбросил меня с кровати, а потом изображал вину, как будто он, блять, этого не хотел. За то, что пошел в комнату Сильвестра и запер нас в шкафу. За то, что прикасался ко мне и заставлял меня чувствовать то, что я не должна чувствовать — то, что я не могу чувствовать.
За то, что запудрил мне мозги.
Я дико бью по нему, ускользая от его попыток снова схватить мои запястья несколько раз, прежде чем ему это удается, и он вцепляется в них в сильном захвате. Затем меня откидывают назад на кровать, но я быстро хватаюсь за него, увлекая за собой этого засранца.
Хотя я тут же жалею об этом, когда он приземляется на меня, и из моих легких вырывается еще один резкий вздох.
— Черт возьми, Сойер, — простонал он. — Что, блять, с тобой не так
— Ты! — кричу я, снова отвешивая ему пощечину. — Слезь с меня, ты, гребаный мамонт.
— Прекрати меня бить, — рычит он, приспосабливаясь так, что сидит на мне, прижав мои руки к полу, и впиваясь мне в лицо. — Ты ведешь себя как гребаная су...
— Не смей заканчивать это предложение, или, да поможет мне Бог, я утоплю тебя в океане, когда ты меньше всего будешь этого ожидать, — угрожаю я, задыхаясь. Дышать трудно, но только потому, что его близость такая чертовски удушающая.
— Ты правда думаешь, что пугаешь меня? Креветка пугает больше, чем ты.
Я задыхаюсь.
— Это так чертовски грубо.
Он наклоняется ближе, и я с сожалением обнаруживаю, что не могу двигаться. Я пытаюсь отстраниться, но отступать некуда, пол отказывается становиться проницаемым, как бы сильно я ни вжималась в него затылком.