Тебе больно? (ЛП)

— Энцо, — рычу я, грубо толкая его руку. Нахуй не будить его. Если я должна быть мокрой и несчастной, то он должен быть злым и бодрым.

Он не просыпается, тогда я сжимаю кулак и бью его в плечо.

В одну секунду он мотает головой, в следующую — его рука обхватывает мое запястье, и он перекатывается на меня, а его другая рука обхватывает мое горло, крепко сжимая.

Я вскрикиваю, мой мозг с трудом улавливает внезапную перемену.

— Энцо, — пискнула я, давление на мое запястье и горло стало слишком сильным. — Энцо, — кричу я, мой голос едва доносится до него.

Затем, его позвоночник выпрямляется, выпуская меня с вздохом.

— Che cazzo succede? — кричит он. Я не вижу его глаз, но чувствую их. От жара огня, вырывающегося из них, у меня солнечный ожог.

Я задыхаюсь от кашля. Теперь, когда я больше не умираю, гнев возвращается.

— Ты придурок! — кричу я, толкая его в грудь, но он — неподвижный зверь. Он хватает меня за запястья и поднимает их над головой, мы оба тяжело пыхтим.

— В чем, блять, твоя проблема? Я мог бы убить тебя на хрен.

— О, я знаю. Мне снился чертовски приятный сон, а твоя дурацкая рука, ударившая меня по голове, все испортила.

— И поэтому ты меня разбудила? Из-за гребаного сна? — недоверчиво спрашивает он.

— Это был хороший сон, — говорю я раздраженно. — И, похоже, я все равно оказала тебе услугу.

Он молчит, и я сердито выдыхаю.

— Что это был за сон?

Я несколько раз моргаю, удивляясь, какого черта его это волнует, и особенно почему он все еще на мне.

— Что? Почему это имеет значение?

— Очевидно, большое, если это заставляет тебя бить меня.

— Ты ударил меня первым.

Это было по-детски, но я уже жалею, что упомянула об этом сне. Я отказываюсь признать, что он был о нем, и я абсолютно уверена, что он никогда не узнает, что в нем он собирался трахнуть меня.

— Что это был за сон, bella — красавица? — спрашивает он снова, его тон становится злобным. И, как чертов волшебник, я открываю рот, чтобы сказать ему именно это.

— Знаешь что? Неважно. Когда мужчина и женщина испытывают влечение друг к другу, у них происходит соитие. Это должно было произойти в моем сне, а ты, блять, все испортил. Доволен? Отвали от меня.

Я хотела, чтобы это прозвучало как можно более несексуально — фантастическая техника отвлечения внимания, но его вес, кажется, только увеличился, когда он наклонился еще ближе.

— Он был обо мне, — прямо заявляет он. Я открываю рот, чтобы отрицать это, но чувствую, что мои легкие словно сожгли. Воздух между нами тлеет, и даже если бы у меня были легкие, я бы не смогла дышать от напряжения.

Возбуждение восстанавливается между моих бедер, и я снова переношусь в то место, где мне нужно то, что я никогда не должна была иметь с самого начала. Я не должна была прикасаться к Энцо Витале.

— Что я с тобой делал?

— Н-ничего, — заикаюсь я. — Ты разбудил меня, помнишь?

— Это очередная ложь, Сойер. Я чувствую запах твоей киски отсюда. Это не «ничего».

Из моего горла вырывается хныканье, несмотря на мои отчаянные попытки проглотить его.

Я не знаю, что на это ответить. Гораздо проще просто раздвинуть ноги и дать ему волю.

Звук цепей появляется, начиная с металлических ступеней, вверх по коридору и вниз, к комнате Сильвестра.

Я задерживаю дыхание, ожидая, что Энцо скатится с меня и позволит звукам потерянного пленника взять верх.

Но он этого не делает. Вместо этого он перетягивает мои запястья вместе, удерживая их на месте одной рукой, а другой медленно проводит по моей руке, оставляя след из мурашек. Я дрожу, когда его пальцы нащупывают воротник моей футболки, проводят по коже, затем снова спускаются вниз.

— Что я делал? — спрашивает он снова, на этот раз тише.

У меня полный рот песка, я не могу сформулировать ни одной связной мысли, кроме его прикосновений.

Несколько часов назад он плевал мне в лицо о том, как сильно он меня ненавидит. Он также поклялся, что не трахнет меня, даже если я буду умолять его об этом.

Что толку от этого обещания сейчас, когда он играет с краями моей футболки, как будто мое тело — это композиция, в которой его пальцы выгравировали каждую ноту?

Он ничем не лучше меня — отбрасывает свою честность ради эгоистичных потребностей.

— Ты собирался трахнуть меня, — говорю я ему. — Ты собирался сделать именно то, что обещал никогда больше не делать.

Он замолкает на мгновение, и часть меня хочет, чтобы я просто держала рот на замке и позволила ему трахнуть меня. Подождать, чтобы напомнить ему, какой он лжец, после того, как он войдет в меня.

— Еще один кошмар, с которым придется жить? — шепчет он.

Это удар в грудь, достаточный, чтобы на глаза навернулись слезы.

В обычной ситуации я бы задрожала, чтобы отстранить его от себя и отказать ему, но во мне разгорается гнев иного рода. Если он считает меня кошмаром, то я буду худшим из всех, что у него были. Я буду той, кто не даст ему спать по ночам до конца его жизни, он будет просыпаться без меня, но всегда тосковать по мне.

Я позволю ему получить меня еще раз, только потому, что потом он будет жалеть о том, что потерял меня.

— Что значит еще один, — уныло повторяю я.

Сегодня вечером он решительно настроен на это, и я задаюсь вопросом, может быть, это только для того, чтобы убежать от собственного разума. Больше всего на свете я хочу, чтобы он рассказал мне, что мучает его в ночных снах, но томительное жжение его слов и твердое давление его члена на мой низ живота заставляют меня молчать.

— Ты была голой? — спрашивает он.

— Да, — шепчу я.

Он хмыкает, затем берется за конец моей футболки и тянет ее вверх, освобождая мои руки, чтобы полностью снять ткань.

Мои соски твердеют, когда прохладный воздух оседает на моей раскрасневшейся коже, заставляя мурашки выходить на поверхность. Я дрожу, несмотря на то, что внутри у меня все горит.

Затем он стягивает с меня плавки и раздвигает ноги, чтобы оказаться между ними.

Мои щеки горят, когда я чувствую, насколько скользкие у меня внутренние поверхности бедер. Мой мозг разделился на две стороны одной медали. Я хочу, чтобы он почувствовал, как сильно я нуждаюсь в прикосновениях, но не хочу, чтобы он знал, что это только для него.

Взяв мои запястья обратно в одну руку, он снова сжимает их над моей головой, нависая надо мной. Горячее дыхание обдувает мою чувствительную плоть, и я не могу удержаться, чтобы не сжать бедра вокруг его бедер.

— Где я тебя трогал? — спрашивает он, держа свободную руку на моем внешнем бедре. Его ладонь обжигает мою кожу, но само его присутствие излучает тепло.

— Мои соски, — хрипло признаюсь я. — Твоим ртом.

Он хмыкает, глубокий звук ползет по каждому нерву в моем теле. Я резко вдыхаю, когда он наклоняется и захватывает мой правый сосок между зубами, втягивая пик в свой горячий рот и резко посасывая.

Моя спина откидывается от кровати, дрожь сотрясает мое тело, когда стон срывается с моего языка.

— Да, — шепчу я, прижимаясь к нему своей киской, и разочаровываюсь, когда чувствую материал его шорт, а не голый член.

Я должна была сначала сказать, что он голый, исключительно для собственного самоудовлетворения.

Он резко прикусывает мой сосок, прежде чем отпустить его, и поднимает подбородок настолько, что лунный свет освещает строгие линии его лица и открывает его потемневшие глаза.

Это парализует — то, как он ненавидит хотеть меня. Это придает сил.

— Ты целовал мои бедра, — говорю я ему, удерживая его взгляд. — Ты умолял полизать меня.

На его правой щеке появляется ямочка, губы слегка кривятся. Эти ямочки выдают его, иначе его веселье можно было бы увидеть только в его глазах.