Медленно он вытаскивает большой палец из моего рта, грубо проводит по нижней губе, прежде чем полностью отпустить меня.
Он испытывает меня, и я отчаянно хочу дать ему то, о чем он просит.
Не прячься, Сойер.
Не убегай.
Просто... останься.
И я делаю это. Не отрывая взгляда, я наклоняюсь вперед и скольжу ртом по кончику его члена. Он шипит, и мои глаза дрожат от его соленого вкуса на моем языке, но я не закрываю их. Я лижу его медленно, опьяненная его вкусом и ощущениями.
Я втягиваю его глубже, смачивая его, чтобы легко пропустить его в горло. Его рот приоткрывается, и он с благоговением смотрит на меня, нахмурив брови. И именно сейчас я понимаю, как много можно сказать одним лишь взглядом — как долго Энцо говорил со мной, а я никогда не останавливалась, чтобы послушать. Но он все это время слушал меня.
Эмоции переполняют мою грудь, поднимаются по горлу, когда я втягиваю щеки и проворачиваю язык. Я всасываю его сильнее, заглатывая его полностью, мои губы целуют его таз. По его телу пробегает дрожь, а изо рта вырываются проклятия.
У меня никогда не было рвотного рефлекса, но от недостатка кислорода у меня заслезились глаза. Через несколько мгновений я отступаю — долгое, медленное втягивание, которое приносит мне еще несколько красочных слов. И все же я не поднимаю глаз.
Слышит ли он, как я говорю ему, что он — первый мужчина, которому я смогла доставить удовольствие, не почувствовав тошноты? Слышит ли он, что с ним приглашение мужчины в мое тело ощущается как выбор, а не как средство выживания? Слышит ли он, как я благодарю его за то, что он помог мне почувствовать себя менее сломленной?
Должно быть, да, потому что он сжимает в кулак мои локоны, откидывает мою голову назад и притягивает меня к себе, чтобы захватить мои губы в жестокий поцелуй. Когда он отстраняется, я снова тянусь к его члену. Я еще не закончила — я хочу продолжать доставлять ему удовольствие, но он уклоняется от меня.
— Я выбираю, где сделать тебя целой, — рычит он, помогая мне встать на ноги и толкая меня обратно на стол. Он берется за нижнюю часть моих коленей и поднимает их, пока мои ноги не упираются в край стола.
Его член скользит по моему входу , и я неконтролируемо дергаю бедрами, мои руки обвиваются вокруг его шеи и прижимаются к нему. Все мое тело дрожит, и он нужен мне рядом по причинам, о которых я могу сказать только через молчание. Мне нужно чувствовать его.
Его бедра отводятся назад настолько, что он оказывается на одной линии с моим входом, а затем медленно входит внутрь, захватывая мою нижнюю губу между зубами.
Меня трясет, и желание заплакать обжигает горло. Моя тишина кричит ему, умоляя увидеть меня такой, какая я есть, а не такой, как я поступила.
Его поцелуй становится глубже, когда он полностью погружается в меня, ловя мой крик своим языком. Одна рука скользит по моим волосам и обхватывает шею, а другая обхватывает мою талию, притягивая меня невероятно близко.
Мой подбородок дрожит, когда он начинает медленно входить в меня, долго затягиваясь и быстро толкаясь. Это сводит меня с ума, и я хватаюсь за него, чтобы он подошел ближе, хотя он не может проникнуть глубже.
Только когда мы задыхаемся, он отпускает мои губы, прижимается лбом к моему, и мы вдыхаем друг друга, обмениваясь тихими стонами и резкими вдохами, как будто что-то более громкое может разрушить то, что происходит.
— Покажи мне, bella — красавица, — хрипит он. — Покажи мне, где у тебя болит, чтобы я знал, где любить тебя сильнее.
Слезы наворачиваются на глаза, но я заставляю их вернуться, не желая, чтобы что-то затуманило мой взгляд на него. Я сжимаю брови, сглатывая их, но я позволяю ему смотреть, как я борюсь за то, чтобы остаться.
Я позволяю ему увидеть, что он стоит того, чтобы остаться.
— Mostrami come amarti — Покажи мне, как тебя любить, — звучит его голос, такой глубокий и манящий, что у меня мурашки бегут по позвоночнику. Я не знаю, что это значит, но это звучит красиво и душераздирающе.
Его темп становится грубее, быстрее, а взгляд пылает ярче. Пот покрывает наши тела, и каждое соприкосновение кожи — как хворост в костре, приближающий нас к возгоранию.
Миска с супом разбивается о пол, одна сторона стола соскальзывает с ковра, ножки со скрипом ударяются о дерево при каждом толчке, и становится все труднее молчать.
Он слишком хорош на ощупь, и его член бьет в такое место внутри меня, что у меня закатываются глаза. Моя голова откидывается назад, из горла вырывается всхлип. Я чувствую, как мое сердце падает жертвой, и я ничего не могу сделать, чтобы остановить это.
Его зубы скребут по моей шее за мгновение до того, как он прикусывает плоть под моим ухом. Я вздрагиваю, когда он сосет, усиливая эйфорию.
Я так близка к тому, чтобы разбиться вдребезги. И я боюсь, что он увидит эти зазубренные кусочки и решит, что они не стоят крови.
— Энцо, — кричу я, этот звук — слияние боли и наслаждения.
— Вот так, — дышит он, снова впиваясь в мое горло. — Именно так я хочу, чтобы ты использовала мое имя.
Он убирает руку с моего затылка и скользит между нашими телами. Всего несколько движений его пальца по моему клитору поджигают фитиль.
Я взрываюсь, мои ноги обвиваются вокруг его бедер и сжимают его так сильно, что он едва может отступить хоть на дюйм.
В его груди раздается рык, но я ничего не чувствую, кроме череды взрывов внутри меня.
Отдаленно я чувствую, как он поднимает меня, снова переползая на стол, что дает ему угол, необходимый для продолжения вхождения в меня.
Я цепляюсь за него, но он хватает меня за запястья и поднимает их над головой. Моя спина выгибается дугой, когда волна за волной продолжает накатывать на меня.
Я не могу больше терпеть, но он не ослабевает, поглаживая мой клитор, пока волна не откатывается назад, только для того, чтобы очередной оргазм обрушился на меня.
Воздух пронзает крик, но его проглатывают губы Энцо. Он убирает руку из промежутка между нами и хватает меня за бедро. И тут он затихает, дикий рык отдается в моем горле, когда он достигает своего предела.
От его хватки на моих запястьях и бедре появляются синяки, но я едва замечаю, как он бездумно врезается в меня, изливаясь внутрь меня.
Я не уверена, сколько времени пройдет, прежде чем мы оба останемся без костей. Ему удается поймать свой вес, прежде чем он раздавит меня, но я не думаю, что буду возражать. Мне уже кажется, что моя душа держится за свой сосуд только из жалости.
В тот момент, когда он собирается сесть, раздается громкий стон, затем треск, и я внезапно оказываюсь в невесомости.
На этот раз, когда я кричу, это от испуга, так как стол полностью рушится под нами. Все происходит слишком быстро, чтобы мы успели среагировать. Приземление выбивает дыхание из моих легких, а Энцо выплевывает проклятие.
Мы просто смотрим друг на друга, широко раскрыв глаза и находясь в шоке. А потом у меня вырывается сдавленный смех.
Мы сломали этот гребаный стол. Как... Шалтай-Болтай. Его уже не собрать.
Подбородок Энцо опускается, и он медленно выдыхает. Я уже вовсю гогочу, и его плечи трясутся от смеха. Когда он поднимает голову, на его лице расплывается самая красивая улыбка, и мне кажется, что мое сердце скачет и разбивается так же сильно, как этот стол. Она освещает все его лицо, и его ореховые глаза сверкают, когда он с нежностью смотрит на меня.
— Почему ты меня поцеловал? — спрашиваю я вслух, завороженная тем, как он чертовски сияет, когда счастлив.
Его улыбка спадает, но интенсивность его взгляда только усиливается. Он нависает надо мной, кладет руки по обе стороны от моей головы и прижимает меня к себе.