- Правда?!
- Редкая группа: АВ (IV).
Лена, естественно, возбуждена:
- Правда?! Слушай, и у меня четвёртая! - восклицает она. - И вам удалось взять...
- Никто из нас так и не решился... Никто кроме Жоры. Он взвалил на себя эту ношу. Я поражался: разрывая цепи, которыми сам себя сковал, он бесстрашно ввязался в битву за Пирамиду. Да, он решился на героические усилия. Видимо, поэтому ему и удалось...
- Скажи, - говорит Лена, - а у тебя какая группа крови?
- Ясное дело, - говорю я, - четвертая! Какая же еще?
- Значит, мы с тобой...
- Ясное дело!
Лена задумывается, затем:
- А ты знаешь, что эта кровь принадлежит к редчайшей группе. Из всего многомиллиардного населения планеты она обнаружена лишь у полутора миллионов человек. Это, кажется, каких-то две десятитысячных процента. Жуть, какая редкость!
- Да-да, - говорю я, подмигнув, - мы с тобой редкие птицы.
- Да уж...
- И, понимаешь, сказал тогда Жора, - продолжаю я, - теперь для власти над миром нам совершенно не нужны ни Копье Судьбы, ни Чаша Грааля... Ни античная камея...
- Для власти над миром? - спросил я.
- Ну да! Для власти глубокого понимания мира, - сказал Жора, - понимания и власти добра. И как только мы откроем миру этот самый строительный материал Вселенной... ну, «частицы Бога», мы тотчас же выстроим без всяких усилий твою Пирамиду. Вылепим...
Он молча кистями обеих рук с растопыренными пальцами сымитировал работу скульптора, лепящего из глины свою вселенную. Затем кивнул и привычно дернул скальпом. Затем:
- Беда не приходит одна... - как-то кротко и обреченно вдруг произнес он.
- Какая беда?! - спросил я.
Жора не ответил.
- И все же, - попытался было я увести его мысль от беды, - Бог щедро одарил нас...
- Бог скуп на щедроты, - прервал меня Жора, - и это Его дар.
О какой беде он говорил? Он предчувствовал свое поражение?
- И все-таки зря мы с тобой, - грустно проговорил Жора, - так и не применили наше основное оружие в битве за совершенство.
- Какое еще оружие? - спросил я.
- Ты ведь сам когда-то говорил, что...
- Какое оружие? - перебил я его.
- Этническое...
Я был поражен Жориным признанием.
- Но зачем?! Это же...
Жорин скальп сперва нервно дернулся к затылку, затем медленно вернулся на место. Жора грустно посмотрел на меня и произнес с сожалением:
- Мы так и не вычистили с тобой Авгиевы конюшни человеческой жадности.
И он снова процитировал Сократа:
- «...гораздо труднее - уйти от нравственной порчи...». Нам это не удалось. Зато мы отрыли, наконец, для мира его философский камень...
- Открыли!
- Отрыли, открыли... Гены Иисуса - вот Эликсир Бессмертия! Это ясно?
Хм! Мне это было ясно всегда! Но не все ясно Лене:
- Гены Иисуса?! Эликсир?! То есть... Как это?..
Лена на секунду задумывается и вдруг радостно восклицает:
- Ах, да!.. Ну да!.. Ну, конечно!.. Ну, как же?!
- Это ясно? - снова спрашиваю я.
- Ну ты что?! А как же!..
- Другого, - заключил тогда Жора, - просто не может быть! Теперь важно напоить этим эликсиром всех и каждого. Вот задача! Ген Совершенства, а по сути, вот тот самый всенепременный и до сих пор так неприступно-неуловимый ген Духа - каждому и всем!..
- Вот мы и постараемся, - сказал я.
- Что ж, - сказал Жора, - узбеков вам.
- Каких еще узбеков?
- В смысле - успехов...
Он улыбнулся, помолчал, затем:
- И знаешь... шестьдесят девять - это шестьдесят девять... Как не крути, и какие бы ты не пил эликсиры...
Да уж, как не крути! Что да, то да...
- Слушай, я уже на два года старше Лео...
Жора никак не мог раскурить свою трубку. Наконец ему это удалось.
- А ты можешь себе представить, - неожиданно произнес он, - как будет выглядеть Земля после людей? Ты думал об этом?
- Э-а.
- Когда воцарятся амёбы... Или планарии... Или бледные спирохеты...
Я об этом не думал.
- Пройдут тысячелетия, и никто никогда не узнает, что мы с тобой жили на этом свете. Время нас съест и слижет все наши следы. А наследили-то мы вполне, так сказать, гаденько, да, вполне!.. Бззззз...
Он сунул свою трубку в зубы, сложил кисти одна в одну и сделал несколько движений, словно умывая руки под струей воды. Затем левой рукой взял свою трубку - мой парижский подарок:
- Мне хочется лишь одного, - выдохнув струю сизого дыма, тихо произнес он, - чтобы никто не нарушал моего одиночества.