– Очень извиняюсь, что мы прямо под камеру въехали. Надо было полицейскому не палочкой махать, – Пефтиев покосился на Мандрыкина, – а пистолет вынуть и посреди дороги стать. Тогда даже мой заместитель притормозил бы.
– Ладно, бывает, – проворчал Карпов и поднял ладонь, показывая, чтобы ему не мешали.
На экране проплывали планы горящих изб.
– Какое шило, какое шило!.. Нет, это в фильм ставить нельзя. Сразу видно, что это не настоящая русская изба, на века поставленная, пылает, а дурилки картонные, карточные домики. Нет-нет, эти планы придется переснимать. С ними мне «Оскар» не светит.
– А у вас сколько «Оскаров» уже есть? – с придыханием поинтересовалась Ася.
Карпов протяжно вздохнул и покачал головой.
– Интриги, интриги… Талантливым русским людям все завидуют на гнилом Западе. Всегда буржуи обходили меня с этой премией, – Карпов состроил мужественное лицо и убежденно произнес: – Но я, дорогие мои, еще подышу на «Оскара». – И Владимир Рудольфович очень талантливо изобразил, как дышит на невидимую статуэтку, а затем полирует ее рукавом замшевого пиджака. – А у вас, девушка, внешность очень кинематографическая.
– Вы так думаете? – оживилась Ася.
– А вот горящий крест еще отлично смотрится. Великолепная находка, – вставил Мандрыкин, который из-за своей сексуальной ориентации считал себя продвинутым в вопросах искусства.
– Хорош символ. Просто гениальный, – не удержался и вновь похвалил сам себя Карпов. – В сценарии этого не было. Сам придумал, приснилось мне ночью. А до этого целую неделю в депрессии ходил – понимал, что финальной точки нет в сцене. И вот ночью сатори на меня снизошло.
– Что-что? – не понял Пефтиев.
– Сатори, – повторил Карпов. – Ну, это у японцев так просветление называют.
– А, теперь понятно. Просветление, значит…
На экране монитора появились финальные кадры. Из дыма возле пылающего костра выехал бездуховно огромный и дорогой «Хаммер». Каратель-нацист, поливавший крест из огнемета, покосился на машину, словно раздумывал – а не поджечь ли и ее? Именно в таком виде и застыл на экране стоп-кадр.
– Кое-что подправить можно. На компьютере немного тумана подпустим, карателей размножим, а то маловато их как-то. Масштабности не хватает. Вот только горящие избы надо будет переснять. На общих планах еще ничего, когда вся деревня горит. А крупняки – полный отстой. – Карпов повернулся к Ларину, который все еще был одет партизанским командиром. – Значит, так, Андрей, отыщешь мне к завтрашнему дню парочку довоенных изб. Купишь их, только чтоб никакого шифера. Соломой должны быть крыты или тесом. Будь готов, чтобы их разобрали и привезли на площадку. Тут сложим и подожжем. Я уже вижу, как они в кадре на закате дня углями рассыпаются. Ты понимаешь, вижу.
– Сделаем, Владимир Рудольфович, – пообещал Ларин и, тут же поискав глазами одного из карателей-омоновцев, подозвал к себе.
Андрей прекрасно знал, что городские в ОМОН служить не идут. Обычно туда заносит сельских парней после армии, которым неохота возвращаться в родные деревни.
– Знаешь, где поблизости пара нежилых изб стоит, старых, до войны построенных? – спросил он.
– У нас в деревне есть. Только хозяева у них имеются, в городе живут. Если надо, я с ними договорюсь – за хорошие деньги уступят, – охотно предложил свою помощь в том, чтобы сжечь часть родной деревни, страж порядка, переодетый гитлеровским карателем.
– За хорошие – это сколько? – прищурился Ларин, ведь по должности ему полагалось экономить бюджет фильма.
И тут вмешался Пефтиев:
– Владимир Рудольфович, все-таки не зря меня вам бог послал. Избы не проблема. Этого добра могу предоставить столько, что даже хватит снять пожар Москвы тысяча восемьсот двенадцатого года, и абсолютно бесплатно.
– И каким это образом? – удивился режиссер.
– Мы же дорогу в здешних местах строим. Дома десятками под снос идут. Могу лично показать – будет из чего выбрать.
– Как-то неудобно вас напрягать, вы ведь человек занятой, – засомневался Карпов, но от самой услуги не отказывался. – Может, поручите помощнику своему…
– Мне будет приятно оказать услугу отечественному кинематографу. Так сказать, войти в вечность. Потом будем с друзьями фильм смотреть, и я скажу: а вот эти избы Карпову я предоставил. Ну и вы в интервью каком-нибудь меня добрым словом помянете. Бесплатная реклама получится.
– Похвально, похвально. Вы меня сильно выручите, – расплылся в улыбке Владимир Рудольфович, прочувствовав, что Пефтиев попался – увяз тот самый коготок, из-за которого может пропасть вся птичка.
Не зря же существует термин «человек, отравленный искусством». И Пефтиев им «отравился», соблазнился прикоснуться к вечности.