– Судя по твоим же словам, меня сразу после свадьбы в спальне запрут и к кровати привяжут. А в таком положении струнить сложно.
Тан хмыкнул, но, спохватившись, посуровел.
– Это уже ваши дела, семейные. Я промеж них лезть не собираюсь, сами разбирайтесь. Чего ещё хотел сказать?..
– Да почему именно я-то? – снова вспылила Ора. – У тебя ещё три дочери есть. Ему всё равно, ну так и подсунь Миру, она спит и видит, как чьей-нибудь женой стать.
– Чтоб младшую дочь вперёд старшей выдавать? Не бывать этому! – Отец опять повысил голос, хлопнув ладонью по столу. Хоть не кулаком и на том спасибо. – Дом Холодной Росы много позора навидался, но такому не бывать! Заветы предков, от самых корней Древа идущие…
– Плевать я хотела на заветы, на предков и на всё остальное! – Ора-таки пнула табурет и едва не взвыла, проклятая деревяшка даже с места не сдвинулась, а вот нога взорвалась болью, как неудачно прикушенный гнилой зуб. – Я не желаю быть ни овцой, ни кобылой, ни чьей-то женой.
– Значит, будешь козой! Драной! Кнутом и в конюшне! – взвыл папенька.
– А ты останешься бараном, подписавшим какой-то там контракт. Зная тебя, условия в нём железные. Так что придётся самому этому Ноэ – или как его там? – детей рожать.
– Ах ты соплячка! – окончательно взбеленился отец.
Собственно, от немедленной и, несомненно, жестокой расправы непокорное чадо спасла только чрезмерная любовь главы Дома к вкусной еде и обильной выпивке. А попросту говоря, Тан, и по молодости-то не отличавшийся изяществом истинного атьера, в последние годы разожрался, как кабан. И пока он выгребал свою тушу из кресла, Ора успела не только дверь за спиной захлопнуть, но ещё и подпёрла её высоченным и очень массивным канделябром, которые до сих пор стояли в коридорах старого дома, хотя свечей здесь не зажигали уже лет десять – это как минимум.
– А ну открой! – Отец дёрнул дверь так, что петли натужно скрипнули, а от косяка отслоилась длинная тонкая щепа. – Открой немедленно, слышишь? Ах ты ж демоново отродье!..
– Никогда не подозревала, что у тебя в предках Нечистые ходили, – сладенько пропела Ора, независимо поправляя секущееся, но безукоризненно чистое кружево на манжетах. – Ой, прости, забыла! Ходили же такие слухи. А замуж я всё равно не выйду! Ни за кого.
От желания показать двери язык, она с трудом, но удержалась. А вот из коридора пришлось поспешно и не слишком героически ретироваться, потому что судя по звукам, отец взялся за кресло, используя его вместо тарана. Такого натиска канделябр мог и не выдержать.
***
Жизнь способна кардинально измениться разом и в один момент – вот свежая, оригинальная, а, главное, актуальная мысль. Но что делать, если это на самом деле так? В принципе, конечно, ничто не стоит на месте, в этом и смысл Колеса, только всё же обычно изменения наступают либо исподволь, почти незаметно, либо, наоборот, с грохотом и треском. Ну, допустим, река. Она может поменять русло и даже повернуть вспять. Но ей требуются десятилетия, чтобы подмыть берега, проточить новое ложе, покинуть старицу. Или её развернёт землетрясение, стирающее скалы в песок, рождающее ущелья там, где была твердь.
А жизнь – она … другая. Живёшь вот себе, живёшь в обители сестёр Белого круга. Грызёшь себя, потому как по траволечении всего вторая в классе, а в сомнологии[2] и вовсе четвёртая. Переживаешь из-за ссоры с Эолой, которая, конечно, дура, но всё же самая близкая подруга. Подумаешь, сказала, будто женщин-лекарей не бывает! Да что она в таком понимать может? И разве это повод для ругани? Ломаешь голову, как бы уговорить отца оплатить учёбу в университете. Вздыхаешь над вечно холодной и склизкой утренней кашей. Дремлешь на ежедневных мистериях[3].
В общем, живёшь привычно, как было год назад, и два, и даже три. А тут письмо от родителя – тоже ничего странного. Роен, конечно, атьер своеобразный, да и эльд[4] не совсем обычный, но детей своих любит, хоть и выражает чувства эдак своеобразно. Так почему и не съездить домой, не навестить, если экзамены всё равно уже сданы?
Съездила, называется, нате вам: выйдешь замуж и никаких разговоров. Да ни за что на свете! Проще уж на самом деле утопиться. А лучше утопить кого-нибудь. Например, будущего мужа. Но до него ещё добраться надо.
Ора тяжко вздохнула, закрыв глаза, запрокинула голову, мотнула из стороны в сторону, а потом сверху вниз – ну точь-в-точь застоявшаяся лошадь. Правда, это на самом деле помогало сконцентрироваться, вытряхнуть из-под черепа ненужное, суетное. Ещё разок вздохнула, уже не тоскуя по горемычной судьбине, а собираясь.
И сообразила, что стоит возле двери в собственную старую спальню, причём торчит здесь довольно давно, потому что крыса, шебаршащаяся в углу, куда не доставал свет из узких окон-щелей, разошлась вовсю и ничего не стеснялась.