— Будь же ты проклят, Наримаса! Ты меня погубил, и тело мое обратится в прах, но дух мой станет демоном и не даст покоя ни тебе, ни твоим детям, ни детям твоих детей. Я истреблю всё твое потомство и уничтожу твой род!
С теми словами и умерла от меча. И те, кто видел сие, закрывали глаза руками. И те, кто слышал сие, затыкали уши».
Потом пошли слухи, что душа Саюри не отправилась на небо, а стала злобным призраком, который поселился на месте казни; будто бы дерево эноки впитало в себя её предсмертную злобу. Потому среди крестьян бытовало поверье, что если срубить то дерево — непременно получишь на свою голову проклятие. А ещё дождливыми и ветреными ночами здесь, бывало, видели блуждающие огни — их называли пляшущими огнями или огнями Саюри, потому как выглядели они точь-в-точь как женская голова. Рассказывали и другие страшные истории об этом месте.
Дерево эноки, впрочем, сгорело во Вторую мировую, когда во время бомбежки в него попал снаряд. Нынешнее дерево выросло из семени первого и стояло теперь, широко раскинув ветви, прямо посреди вишневой аллеи.
— Это и есть второе дерево эноки.
Они пришли как раз туда, где вчера появлялась голова женщины. Пока что призрак не показывался, но в воздухе чувствовалась негативная энергия, а земля была пропитана ненавистью — остаточный энергетический след.
Когда они остались одни, Такая подошел к дереву и пробормотал:
— А Наримаса, оказывается, бессердечный тип. Зачем было её убивать, да ещё так жестоко?..
Такая искренне негодовал.
— Ведь Саюри-химэ говорила, что ни в чём не виновата. Почему он не захотел услышать? Он должен был поверить ей, раз уж он так её любил.
Наоэ болезненно поморщился:
— Бывают вещи, которые мы не можем простить именно тем, кого любим.
— Почему? — Такая пронзительно глянул ему в глаза. — Чьи-то там слова оказались для него важнее, чем слова любимого человека? Да этот Наримаса — просто эгоист и ревнивец, а к Саюри относился как к вещи. Такого подонка сложно не возненавидеть.
Наоэ погрузился в молчание. Сам он не мог осудить Наримасу столь уж безоговорочно. Слушая рассказ домохозяйки, Наоэ ловил себя на мысли, что может понять чувства мужчины в момент, когда тот совершал это дикое убийство.
— Это говорит лишь о том, насколько страшной может быть любовь.
Такая не сводил с него напряженного взгляда. Наоэ провел рукой по стволу дерева, посмотрел вверх, на раскинувшиеся над головой ветви.
— Такого рода чувство — вовсе не редкость. Уж лучше убить, чем отдать другому, убить своими руками, прежде чем позволить кому-то прикоснуться… Когда желание обладать достигает определенной черты, любовь мигом превращается в жажду крови.
Слова прозвучали несколько цинично. Такая удивился:
— Странно слышать это от тебя…
— Правда? Значит, вы просто плохо меня знаете.
Такая озадаченно спросил:
— Тебе что, доводилось испытывать к кому-то что-то подобное?
Глаза Наоэ медленно сузились. Обращенный к Такае взгляд был настолько странным, что тот на секунду чуть ли не испугался.
— Куда уж мне мечтать об обладании, если я даже дотронуться не могу…
Такая вытаращил глаза. Наоэ через силу прикрыл веки и демонстративно перевел взгляд на дерево:
— И всё-таки, почему дух Саюри заволновался именно сейчас? Может быть, это как-то связано с перерождением Наримасы?
Такая проигнорировал вопрос. Он стоял и смотрел себе под ноги, о чем-то задумавшись. Заметив это, Наоэ успокаивающе улыбнулся:
— Не берите в голову, я пошутил.
— Наоэ… — Такая как будто хотел что-то сказать, но Наоэ уже был в своем обычном рабочем настроении.
— Чьи же это были воины… Если Наримасы — то вели они себя несколько странно.
— Дух Саюри активизировался где-то неделю назад, так? Что, если кто-то третий пытается воспользоваться этим в собственных целях?
Наоэ бросил на Такаю быстрый взгляд:
— Предлагаете изгонять?
— Это всегда успеется… Хотелось бы сначала разобраться, в чем тут дело, — пробормотал Такая, и тут позади раздался голос:
— Похоже, у вас, как всегда, слишком много свободного времени.
Наоэ и Такая резко обернулись. Обладатель голоса, смутно знакомого, стоял посреди вишневой аллеи, ловко маскируя свое присутствие. Когда они разглядели его лицо, то не смогли сдержать удивления:
— Ты!..
— Якши Уэсуги… Ну что за неожиданная встреча, — красивый юноша смотрел на них, весело улыбаясь. Вассал дома Такэда, Косака Дандзёноске Масанобу был человеком, которого они менее всего ожидали здесь увидеть.