— Как тебе отдыхается? — поинтересовалась Ника, когда мы разговаривали по телефону, спустя неделю моего пребывания на Кипре.
— Хорошо, — соврала я.
Она, кажется, уловила напряжённость в моём голосе, и переспросила с сомнением:
— Да?
Я вздохнула.
— Правда, хорошо. Погода отличная, я целыми днями на пляже.
— Кирилл с Генкой просили передать, чтобы ты одна не плавала. Мало ли…
Я тут же внутренне вскипела.
— А Генка здесь при чём? Он что, мой воспитатель?
— Не злись. Но мы же все знаем, как ты плаваешь.
— Я нормально плаваю, — возразила я, — но я боюсь глубины и не лезу туда. Я же не дурочка.
Но вот эти слова: "Генка просил передать", в моей душе всё вверх дном перевернули, честное слово. Я телефон выключила и лбом к прохладной столешнице приложилась. Такое чувство, что мне сердце в спираль закручивают. И тут же в испуге спросила саму себя: я же не собираюсь в него влюбиться? Я только подумала об этом, но уже одно предположение заставило меня похолодеть. Вот Завьялов посмеётся, если узнает!
Назло ему и самой себе, уже на следующий день я познакомилась на пляже с ребятами из Польши. Точнее, это они со мной познакомились, подошли, заговорили, а я не стала отнекиваться и сбегать от них. На английском с сильным польским акцентом, поинтересовались, почему я такая грустная, и сообщили, что уже несколько дней за мной наблюдают. Они смешно разговаривали, особенно, когда переходили на родной язык, были милы, симпатичны, и я решила, что отвлечься мне просто необходимо. Несколько дней мы провели вместе, в их компании была ещё одна девушка, сестра одного из ребят, и я даже с ней поладила, чем, если честно, была удивлена. С девчонками мне, обычно, сойтись гораздо труднее. Мы всей компанией съездили в Никосию, на экскурсию, и я при этом чувствовала себя вполне привычно и спокойно среди них. По крайней мере, эти ребята избавили меня от тоски, и заставили отвлечься от душевного самокопания, к которому я в последнее время пристрастилась. А один из польских мальчиков даже ухаживать за мной начал. Его звали Марик, у него были лучистые карие глаза и приятная улыбка. И нрав добродушный, рядом с ним я не напрягалась, даже призналась, что боюсь глубины и поэтому никогда не заплываю далеко. У меня сразу паника начинается, как только подумаю о том, что дна под ногами нет, начинаю захлёбываться и тонуть. Но промолчала про то, что обычно в воду захожу со спокойной душой, только если рядом отец… или Генка. Они всегда следят за мной взглядом и в любой момент готовы прийти на помощь.
От этих мыслей, в которых снова промелькнуло Генкино имя, я поспешила отмахнуться, Марику улыбнулась и согласилась прогуляться с ним вечером по пляжу. Согласилась специально, прекрасно понимая, что за этим последует, но мне необходимо было проверить… Вдруг случится чудо, и после этого вечера я перестану без конца думать о Завьялове? Как говорится, клин клином вышибают.
Но лекарство не подействовало. Поздно вечером я вернулась домой разочарованная, и о Марике, с его юношеской пылкостью, мне вспоминать совершенно не хотелось. Хоть, и целовал он меня с большой страстью, и я даже позволила ему уложить себя на мягкий песок и некоторое время терпеливо сносила его прикосновения, но ничего похожего на пожар в крови, который я однажды пережила, не ощутила. Было откровенно скучно и даже не особо приятно. Мне не хватило его уверенности, знания, мне не нравилось, что у него дрожат руки, и он сопит мне в ухо. Мне не хватило откровенного взгляда в упор, после которого становится не важно что и для чего, ты просто таешь от осознания того, что тебя так сильно хотят. И в итоге я от Марика сбежала, оставив ошарашенного парня в темноте и, можно сказать, что ни с чем. Но вины я за собой, из-за своего бегства, не чувствовала, я вообще не собиралась с ним больше встречаться.
На Кипре мы провели три недели, и что бы я ни говорила, но они мне помогли. Если не успокоиться, то смириться. Исправить я уже ничего не могла, и в будущем устроить всё по своему желанию тоже, и поэтому решила не нервничать и просто жить дальше. Поклялась, что Завьялов никогда не узнает, как я мучилась из-за него эти недели, просто изнывала. И была уверена, что он-то точно особо не напрягается из-за случившегося. Это я с ума схожу, потому что у меня всё было впервые, впечатлений море, поэтому и переживаю так сильно. Но пора с этим заканчивать.
Домой я вернулась именно с таким настроем: не строить из себя впечатлительную дурочку и жить дальше. С восторгом рассказывала Нике о каникулах, улыбаться старалась непринуждённо, и даже съязвила в ответ на какое-то замечание Завьялова. Помню, что он тогда едва слышно хмыкнул, не собираясь ввязываться в спор. А мне дышать легче стало, когда это поняла. Именно это было нужно мне, чтобы понять — моя жизнь из-за одной случайной ночи измениться не может. И теперь лишь изредка я позволяла себе задержать на Генке свой взгляд, и старалась не брать в голову тот факт, что сердце подозрительно сладко сжимается в такие моменты. Я всё помнила…
Учебный год я начала без всякого энтузиазма. Отсидела первые пары со скучающим видом, в перерыве сходила в кафе, чаю выпила, причём в одиночестве, общаться ни с кем не хотелось. Даже когда Верка ко мне за стол подсела, я наотрез отказалась с ней сплетничать. Ей очень хотелось узнать, что же произошло тогда в Нижнем Новгороде между мной и Лёшкой Прохоровым, а я настойчиво перевела разговор на другую тему и принялась ей про Кипр рассказывать, и даже Марика приплела, чтобы подругу отвлечь. Но не тут-то было. Мариком она хоть и заинтересовалась, но потом всё же спросила:
— А как же Лёшка?
— Да никак, — в раздражении отозвалась я. — Он герой не моего романа!
— Ну вот, — расстроилась она. — А это Марк…
— Марик.
— Ну да. Ты с ним переписываешь или что?
— Не переписываюсь я с ним! Зачем?
Верка осторожно пожала плечами.
— Я просто спросила.
— Вер, это был курортный роман, — важно проговорила я, и поняла, что, видимо, наговорила подруге лишнего, немного приукрасив события.
Позже, в коридоре института, встретилась с Прохоровым. Он куда-то торопился, в руках несколько толстых книг, но меня увидел и направился за мной. Чему я, признаться, совсем не обрадовалась. Но когда он подошёл, приветливо улыбнулась, и отметила про себя, что дыхание не сбилось, как раньше бывало, и сердце бег не замедлило.
— Привет, — сказал он и улыбнулся несколько смущённо. — Ты уже уходишь?
— Да, на сегодня всё. — И запоздало произнесла: — Привет.
Прохоров рассмеялся.
— Привет.
Мы дошли вместе до выхода, и вышли на крыльцо.
— Василис, ты прости, что всё тогда так получилось. Я на самом деле дурак. И увалень.
— Вот это явно не твои слова.
— Ну… Мне объяснили, что я был не прав.
Я решила его успокоить.
— Лёша, всё в порядке, я не злюсь.
— Правда?
— Да.
Он окинул меня внимательным взглядом.
— Здорово выглядишь, загорела. Отдыхать ездила?
— На Кипре была, у папы там дом. Вот, ездим иногда…
Прохоров кивнул, не зная, что сказать. А потом подумал и предложил:
— Хочешь, вечером сходим куда-нибудь.
Я улыбнулась, правда, в сторону. Сколько месяцев я ждала, что он первый шаг сделает? А когда он решился, мне это уже не нужно.
— Не стоит, Лёш.
— Ты так считаешь?
— Да.