Он думает о Джули, как она сидит дома перед ящиком, смотрит по Би-би-си какую-нибудь длинную, тягомотную постановку из классики, задрав ноги на диван, и внезапно сырые улицы начинают казаться ему чуть более привлекательными. Думает он и о Дениз, его захлестывает знакомая волна отвращения и возбуждения, и тут он забывает про корки от бутербродов и все прочее свинство, раскиснув от дурацкой жалости к Джиму. Интересно, что сказал бы Джим, если б узнал? Он представляет себе эту сцену: Джим, наверное, просто заплакал бы или учинил что-нибудь не менее дикое, может, вырубился бы, а Дениз, что стала бы делать Дениз? Небось просто осталась бы стоять с этой легкой иронической усмешкой, ни о чем не жалея, и как-нибудь умудрилась бы взвалить вину на него, на Эдди.
Да, Джим точно бы расплакался, думает он. Чтобы выкинуть эту картину из головы, он заводит машину, разворачивается и газует по Пекэм-роуд к «Макдональдсу», берет там «Мак-чикен» и чипсы, съедает их, прислонившись к машине, а картонную коробку с оберткой бросает в урну, промахнувшись при этом на ярд, так что упаковка оказывается на блестящем мокром тротуаре. Стерва эта Дениз, думает он. У нее ведь могли быть какие-то отношения с его собственным отцом, пока того не облучили окончательно, так что он теперь все время в отключке и почти не двигается. Честно говоря, Эдди до сих пор не уверен, что между ними ничего не было. Ведь могло же?
По радио его вызывают ехать в Камберуэлл, там какой-то девчонке нужно такси до Балэма. Он обнаруживает ее на улице у паба, она слегка покачивается, держась за фонарный столб, симпатичная, думает он, чуть моложе него.
— Здравствуйте, «Барри-карз». Это вам в Балэм надо? — спрашивает он. Девушка кивает и залезает на заднее сиденье, раскидывается там.
Радио по-прежнему работает, выплескивает из себя этот давнишний сахарный сироп из «Крэнберриз», но ему охота поговорить, и он обращается к девчонке:
— Всю ночь, значит, гулять собираешься?
— Нет, домой еду, — мямлит она.
Она закрыла глаза, поэтому Эдди больше не беспокоит ее, пока они не подъезжают к восточной границе Балэма; тут он поворачивается в кресле со словами: «Эй, тебе куда в Балэме надо?»
Она спит, тогда он повторяет вопрос, ее глаза открываются, она смотрит на него в ответ, ничего не соображая.
— Не помню.
— Так. А я думал, ты домой едешь.
— Да. Извините. Всегда все путаю, улицы и все такое.
— Как тебя зовут-то, знаешь хоть? — говорит он довольно добродушно, но девушка не отвечает, уставилась в окно.
Он едет дальше, забирает на запад, думает, может, какая-нибудь вывеска или примета подстегнет ее память, и минут через пять, когда они торчат на светофоре у метро, она приподнимается, нагибается вперед между передними сиденьями и восклицает:
— Да!
Эдди глядит на нее в ожидании.
— Эмили, это точно. А то я уж волноваться начала.
Он останавливается.
— Слушай, девуля, я не могу так всю ночь кругами ездить. Мне же надо знать, где ты в Балэме живешь… есть у тебя что-нибудь при себе, какая-нибудь бумажка с адресом? — Эдди показывает на ее маленькую сумочку.
Она качает головой.
— По-моему, это все-таки не в Балэме. По-моему, это в Камберуэлле, типа того.
Вздохнув, Эдди говорит, ты что, издеваешься, а девчонка говорит, да нет, не издеваюсь, в общем, машина рывком разворачивается, и они направляются обратно, той же дорогой, что приехали. Она беззвучно дремлет, голова приткнулась к окну, а счетчик тем временем все щелкает, за пятнадцать фунтов перевалило, хоть бы у нее денег хватило заплатить. А если это не в Камберуэлле, а на самом деле в Балэме? В еще одной телевикторине он слышал про этого деда, Харона, который неумерших через реку перевозит. Может, он весь остаток ночи проведет, как Харон какой-нибудь, Харон в «пежо» вместо вёсельной лодки, без конца перевозящий неумершую девчонку из ниоткуда в никуда.
Застряв в пробке в районе Клэпэм-коммон, он чувствует, как Дениз, или мысль о Дениз, снова подбирается к нему. Неизвестно, почему она так на него действует, но он уверен, что в глубине души все-таки знает, почему. Интересно, думает он, может, дело просто в том, что всякий раз, когда он ее трахает, так много ставится на карту, так многим рискуешь, каждый перетрах несет заряд угрозы, страха, напряжения — вот так, наверное, и должно быть, считает он. А может, и нет, может, дело в совершенно другом. Лучше даже и не пытаться все это понять. Трогаясь со светофора на краю парка, он внезапно чувствует, что снова хочет Дениз, так сильно, что руки подрагивают на руле. И тут, каким-то непонятным образом, ему в голову бог знает откуда приходит эта фишка, эта абсолютно бесполезная информация, которую он, наверное, подобрал где-то между делом и засунул в архив на задворках мозга, а некий сложный, непостижимый процесс привел к ее запоздалому, бессмысленному возврату в память: столица Гваделупы — Бас-Тер, вот и все.