И скачками Анжела тоже не особенно увлекается; а откуда еще лондонцу может быть известно об этом городке. Там есть ипподром.
Для того, чтобы убедительно лгать человеку, его надо очень близко знать, думает он. По сути, человека надо любить. А уж он-то, разумеется, крепко любит Анжелу. Он на многое, можно сказать, практически на все готов, лишь бы не причинить ей боль.
К третьей платформе подходит норичский поезд, по громкоговорителю объявляют разные станции, где поезд соизволит остановиться. Хорошо, что он решил не звонить Анжеле прямо сейчас. А то она могла бы услышать краем уха объявление и спросить, так что, Юттоксетер, значит, недалеко от Норича, и вся стройная система его алиби начала бы таять. Думая об этом, он слегка вздрагивает и лезет в карман совсем отключить телефон. Береженого бог бережет.
Еще только половина одиннадцатого, так что в любом случае Анжела пока гуляет со своими подругами, Кларой и Мирандой, накачивается водкой с диет-тоником в баре «Моппет».
А если она попытается разыскать его через общество Тюринга, тут ей тоже не слишком повезет, ибо такового не существует. Он его выдумал.
Он размышляет, не зажечь ли еще сигарету в качестве известного с незапамятных времен стимулятора прибытия поездов, но тут громкоговоритель с похрустыванием оживает — сообщить, что его поезд прибывает на станцию, и принести извинения за задержку, вызванную неисправностью семафора.
На станции Дисс.
Зачем же он все-таки приехал в Кембридж? Потрахаться запретным образом, зачем же еще. Запретным образом потрахаться с Джоанн — они познакомились две недели назад на презентации книги в Пимлико. Джоанн, студентка двадцати двух лет, крепкая и юная, с ясными, хоть и слегка выпученными от щитовидки, карими беличьими глазами, изучает английскую литературу. Ее диплом, как она ему разъяснила в мельчайших подробностях, посвящен литературе двадцатого века, связанной с наукой: в основном этот страшный зануда Ч. П. Сноу, хотя местами встречаются также реверансы в сторону Джерасси, Леви, Гибсона и Филипа К. Дика. Она с полным знанием дела говорила о Тюринге, не только о его достижениях, но и об исковерканной сексуальной ориентации. У Кристиана такое ощущение, что, если девушка говорит о чьей-нибудь исковерканной сексуальной ориентации, это хороший признак. Как бы то ни было, с Джоанн у него этот юттоксетерский номер точно не прошел бы, с ее-то багажом знаний о Тюринге.
Свой диплом она озаглавила «Научное воображение». Так что они с Кристианом, в некотором роде, два сапога пара; да что уж там — спаривались на всех парах каких-нибудь полчаса назад.
Он, кстати, сказал Джоанн, что живет один в своей квартире в Балэме, тогда как на самом деле живет с женой, дочерью и странной нянькой в Тутинге. Тутинг и Балэм находятся на юге Лондона, совсем недалеко друг от друга, но почтовые индексы у этих районов разные. Modus operandi [10] Кристиана в таких случаях всегда состоит в том, чтобы лгать обильно и сознательно жене Анжеле и совершенно без разбору — партнерше, приобретенной в менее отдаленном прошлом (т. е. в данном случае Джоанн).
Поезд подходит к платформе, Кристиан выбирает вагон, где не слишком много народу. Попасться на глаза кому-нибудь, с кем знакомы они оба — Анжела и Кристиан, а не Джоанн и Кристиан, — риск несомненный, но очень небольшой. На самом деле, по дороге в Кембридж он даже пытался вычислить вероятность этого события. Она, по-видимому, меньше, чем могло бы показаться простому дилетанту — где-то один шанс на несколько тысяч, если принять во внимание все множество переменных. Но тем не менее слишком велика, чтобы риском можно было полностью пренебречь.
Подошедший состав — новый, герметизированный, почти бесшумный, если не считать слабого гула, идущего сверху от проводов. Кристиан поднимается в вагон, садится в кресло у прохода и кладет свой портфель на соседнее сиденье у окна. В портфеле — набросок его обращения к обществу Тюринга, самый настоящий плод научного воображения. Шесть страниц — на это у него ушла большая часть дня.