Выбрать главу

— Да, я в курсе. И мнение ваше уважаю. Но, к сожалению, если операцию нельзя сделать сегодня ночью, то мне придется, боюсь, совсем отказаться от руки.

Врач ошеломлен, но тут же опять улыбается ему.

— Послушайте, мистер Баббидж. Вам лучше всего немного поспать. Если боль возобновится, просто вызовите сестру вот этой кнопкой. Вернемся к нашему разговору утром. А теперь извините, мне необходимо заняться весьма неприятными травмами. Не ночь, а кошмар какой-то.

И врач уходит.

Подождав, пока тот скроется из виду, Кристиан отдирает пластмассовую капельницу от единственной руки и выбирается из постели. Его одежда — в пластиковом пакете на стуле возле койки. Прислонившись для равновесия к тумбочке, он одевается, путаясь в брюках, едва не упав при попытке засунуть левую ногу в штанину. Рубашка в крови, поэтому он набрасывает пиджак поверх бледно-зеленой больничной пижамы и застегивает его посередине. На глаза ему попадается собственное отражение в окне. Если честно, вид у него слегка помятый. Темный порез над глазом. Рукав пиджака оторван выше локтя. И все же надо — значит, надо. Выглянув из-за дверного косяка, он на цыпочках пробирается по коридору, бормоча себе под нос: Юттоксетер, Юттоксетер.

Тревожит то, что никто его не останавливает. Когда он идет через приемный покой реанимационного отделения, деловито топающие туда-сюда медсестры и утирающие со лба пот врачи, приклеившиеся к своим бумажкам, не обращают на него ни малейшего внимания. Он быстро подходит к лифтам и раздраженно ждет, пока откроются двери.

Мир снаружи, охваченный эпидемией кипучей деятельности, полыхает светом и шумом. «Скорые» резко разворачиваются на черном асфальте, жирном, блестящем от дождя и искусственного освещения, заруливают во двор, оставляют там свой груз и снова выметаются в ночь. По лестнице главного входа движутся охваченные лихорадкой участники народной процессии: отдежурившие врачи, экстренно вызванные обратно, первые из родственников, невидяще бредущие навстречу бог знает чему, рассредоточившиеся повсюду журналисты и всякая медийная шпана. Эти последние сообщают количество смертельных случаев, оглашают списки раненых, вещают о том, кто виноват, справится ли больница… Кристиан пригибается за живой изгородью, дождь хлещет ему в спину, просачивается к жуткой пустоте пониже плеча. Бежит он странно, по-крабьи, не разгибаясь, все глубже ныряя головой, держась изгороди, огибающей двор по периметру. Ему тяжело оставаться в скрюченном положении, но адреналин, циркулирующий в теле, стирает даже самые смутные грани бесформенной физической боли; мучительно-острой она станет позже, когда истечет действие лекарств. Нельзя допустить, чтобы его увидели врачи, а уж эти газетчики — тем более.

Такси, поймать такси. Уютное теплое такси, где он сможет подремать и собраться с мыслями, такси с таким ванильным освежителем воздуха в виде маленькой картонной сосенки над приборной панелью, с дружелюбным, но не слишком навязчивым водителем. Ему нужны деньги, банкомат можно найти по дороге. Ах да, еще ему необходим телефон. Позвонить Анжеле.

Но где конкретно он находится? Он проклинает себя за то, что не ознакомился получше с географией центра Кембриджа, перед вступлением в связь не подготовился как следует к тревоге, к чрезвычайному происшествию вроде госпитализации и потери конечности. Это на него не похоже, думает он, подобная беспечность.

Он идет вдоль широкой магистрали, которую с обеих сторон обступают широкие фасады викторианских вилл серого кирпича. Впереди, справа по ходу, на некотором расстоянии виднеются огни центра города. В какой стороне север? Поток машин и «скорых», подъезжающих к больнице, до которой ярдов триста, движется справа. Катастрофа произошла к югу от Кембриджа, так что ему, очевидно, надо поворачивать налево. По идее, север там. Мелкий дождик брызжет ему в лицо, до какой-то степени обостряя мыслительные способности, но вместе с тем вызывая вспыхивающую, дергающую боль в левом плече. Приложив руку туда, где должна быть другая, он прикрывает забинтованную культю, подвернув оборванные края рукава, а после шагает, ежесекундно оборачиваясь, рыская взглядом по дороге сзади в поисках приближающегося такси.

Тут он видит телефонную будку на другой стороне дороги.

Зажав под подбородком трубку, с непривычки теряя при этом равновесие, он пихает в щель двадцать пенсов и набирает номер мобильника Анжелы. Он скажет ей, что все еще находится в Юттоксетере по причине неполадки с поездами. Про руку ей говорить нельзя, поскольку она занервничает, засуетится, начнет звонить туда-сюда, и его обман немедленно выплывет наружу.