И я всей этой чухне верила.
Иногда, конечно, робко предлагала поискать другую работу. Да хоть бы и в моей компании. У нас-то и проекты интересные, и зарплата хорошая. Но меня быстро осаживали. Мол, я ничего не понимаю и в него не верю. А он, Краснов, непременно добьется головокружительного успеха и всем утрет нос. Теперь-то я понимаю, почему он так не хотел устраиваться в «Полиглот». Там пришлось бы действительно работать, а вот возможность вешать лапшу на уши другим бабам пропала бы.
Я радостно принимала в подарок на день рождения банный халат и букет из пяти роз, а сама для того, чтобы подарить ему последний плэйстэйшн брала после работы репетиторство.
Почему-то Сашу не смущало, что до регистрации брака нашу семью содержу фактически я. Собственно, из всех материальных благ у Краснова была только квартира, которую ему купили родители.
Они, кстати, ко мне относились очень тепло и боялись, что я Сашку брошу. Всячески подчеркивали, что на эту квартиру у них никаких планов нет. Это все для нашей с ним семьи. Приданое Краснова, чтоб его! И я, как лохушка, вкладывалась в квартиру, ожидая со дня на день предложения руки и сердца. Обустраивала. Уют создавала. Дура.
После скандала, когда я ушла, хлопнув дверью, и вернулась в квартиру, которую мне оставила бабушка, я, посмотрев на свое жилье, до ремонта которого у меня никак не доходили руки, и все время не хватало денег, потому что я все тратила на квартиру Краснова, я психанула.
На следующий день взяла на работе еще один отгул, заказала грузчиков и вывезла из Сашкиной квартиры ценные вещи, которые покупала я.
Ой, что было!
Он звонил и орал в трубку, что я — воровка и меркантильная стерва! Что он заявит на меня в полицию.
Как в этих мерзких визгах Саша был не похож на себя обычного, но, видимо, именно такой он настоящий. Просто лицемерить ему больше не было нужды, и он показал свое настоящее гнилое нутро, а не тщательно выверенный образ непонятого окружающими интеллигента.
И ведь я ни подарки свои не забрала, и ничего из его вещей. Только стиралку, кофеварку и новый, купленный мной, неделю назад диван. Он стоял еще не освобожденный от пленки, потому что у Краснова после тяжелого рабочего дня за переводами болит спина, и он никак не может этот диван двигать.
Остались ему и плэйстейшн, и золотая печатка, о которой он так мечтал, и все полотенца-вазы-безделушки. Но Краснов, как баба, орал в трубку из-за того, что я забрала старую кофеварку, которую, на минуточку, я покупала для себя и еще до знакомства с ним.
Честно говоря, я хоть и была готова к претензиям, но такого не ожидала. Я искренне считала, что такие типажи и такие мужские истерики бывают только в любовных романах, и придуманы они только для того, чтобы оправдать уход героини к другому мужчине.
Говорю же. Дура.
Зато теперь поумнела.
Кто-то скажет, что я поступила мелочно. Все равно ведь и зарплата у меня больше, и должность лучше. Купила бы себе все свое. Новое.
Но когда я стояла посреди облезлой бабушкиной квартиры, которую хотела отремонтировать еще два года назад, даже денег отложила, но они почему-то ушли на Сашины нужды, меня взяла такая злость.
И я посчитала, что это — небольшая компенсация за потраченные годы, за ложь, за предательство, за холодные ночи, за то, что он меня использовал, за растоптанные надежды.
А теперь Краснов меня замуж зовет?
После того, чему я стала свидетелем?
Глава третья
— Пошел вон!
Если Краснов еще хоть раз посмеет открыть свой рот, я его приласкаю этой бутылкой текилы. И мне не будет стыдно. Вот вообще. Не после того, как он поливал меня грязью перед моими друзьями.
— Ты стала грубая? На тебя так влияет твой новый?
Краснова спасает провидение.
В очередной раз заглянувшая на кухню Аня все-таки замечает нашу пару. Мы с ней знакомы давно, и по выражению моего лица она понимает, что до взрыва остаются секунды.
Удачливый ты мудак, Краснов!
— Саш, можно тебя?
Краснов, состроив лицо несчастного влюбленного, откликается на Анин призыв.
— Саша, помоги девочкам повесить гирлянду, — выпроваживает его она.
Ха. У нас все гирлянды вешала я. И гвозди забивала, и сумки таскала. Похоже, что и диван мне предстояло двигать в одиночку. Но Саша не может публично признаться в своем нежелании делать хоть что-то.
— Ань, это все-таки женская работа…