Были моменты, когда он порывался сжечь злополучный лист, но потом вновь и вновь перечитывал его, словно заучивая текст наизусть. Кто мог написать подобную дрянь? В его голове не возникало ни одного мало-мальски складного объяснения. Почему это он вдруг виноват в смерти Павлова, и про какую ненависть там толковали? Влад относился к Павлову, как к коллеге, который имел возможность воплощать его замыслы на экране. На него можно было злиться, с ним не обязательно было соглашаться в чем-то, но ненавидеть…. Нет, это уж слишком! Гораздо проще поменять партнера в общем деле. И как раз этого Владу меньше всего хотелось.
Когда раздался звонок мобильника, у Влада едва не выскочило сердце. Нервы были на пределе.
— Влад, это я, — раздался голос Насти. Владу показалось, что произнесла она эти слова как-то слишком сухо и холодно.
— Привет. Как дела? — осторожно спросил он.
— Я по поводу Волошина.
Влад невольно приподнялся на постели.
— Павла отравили в бассейне. Предположительно, конечно. Просто совпадает по времени с ухудшением его самочувствия. Пока это единственная версия, доступная нам. Остальные детали известны узкому кругу прокурорских. Дело серьезное… Але, ты слышишь меня?
Влад прокашлялся.
— Да, конечно же, слышу.
— А ты себя нормально чувствуешь?
— В общем, да. А почему ты спрашиваешь?
— Странный голос у тебя. Отстраненный.
— Обычный. Я размышляю…
— О чем, Влад?
— О многом. Ты позвонила, чтобы про Павла мне рассказать?
— Ну, да.
— Спасибо. Я и сам догадывался, что дело серьезное.
— Еще я звоню, чтобы ты был осторожен.
— Это ты к чему? Я-то кому нужен, чтобы травить меня.
— Откуда нам знать, кто кому нужен. У Павла тоже вроде врагов не было.
— У Павла бизнес. Пусть без особого размаха, но все же дело, которому могли завидовать, и к тому же у него были конкуренты. А что я? Волк-одиночка. Сам пишу, сам предлагаю. Хотят берут, не хотят — не берут. С меня нельзя отщипнуть кусок способностей, и я не участвую в соревнованиях на звание «лучший сценарист года».
— Влад, не зацикливайся на своей профессиональной стороне. Человек сам по себе бывает ненавистен другому человеку, даже не подозревая об этом.
Рассуждения Насти вызвали раздражение у Влада, потому что неожиданно она озвучила мысли того, кто написал ему послание.
— Я понял. В бассейн не планирую ходить, в магазинах покупаю все сам, в ресторанах перестану питаться в целях экономии.
— Влад, извини, похоже, я тебе помешала. Больше не буду беспокоить.
— В каком смысле? — живо поинтересовался он. — Ты решила не возвращаться ко мне?
— Ты же знаешь, у меня обстоятельства. Маме уже лучше. Потом поговорим.
— Стесняюсь спросить, а что же у нас случилось с мамой? Ты ни разу не озвучила диагноз.
Последовала продолжительная пауза, после которой Настя неопределенно пояснила:
— Это связано со сложным обследованием, под наркозом. Я потом тебе все объясню.
— Не обязательно. Раз не говоришь, значит, тебе так удобнее.
— Влад…
— Всего доброго, Настя, — он отключил связь. Ему сейчас было не до нее. В конце концов, не спрашивать же ее, с кем она обедала в кафе? Это выглядело бы довольно жалко. О чем еще можно говорить с женщиной, которой ты перестал доверять? И вообще, иногда бывает полезно побыть одному. В последнее время он замечал, что их отношения вошли в фазу «надуманного удобства». Иногда ему казалось, что они с Настей как две реки с разным химическим составом воды, вынужденные течь в одном русле. В какой-то момент неизбежно наступает определенная реакция, и воды рек отравляют друг друга. Откуда в его голове могла возникнуть подобная метафорическая теория, он и сам затруднялся объяснить. Но где-то было подозрение, что все началось совсем-совсем недавно. И первый звоночек прозвучал в день его рождения. Он встретил Лизу, женщину, которая, как дыхание легкого весеннего ветра, вызывала у него едва заметное, но очень приятное, головокружение. Влад не мог не заметить, что она все эти дни незримо присутствовала в его жизни, ежечасно, ежесекундно, не обременяя при этом своим реальным присутствием. Был ли это эгоизм с его стороны или что-то совсем другое, новое и серьезное, в чем он боялся пока еще признаться самому себе — неизвестно.